Александр Стрыгин - Расплата

- Что же смотрел Лавров! - возмутился Чичканов.

- Он не смотрел. Он вызвал военкома и с его помощью арестовал Петрова и его коменданта.

- Правильно сделал.

- Вот тебе и правильно! Мебель - газетчик! Он не замедлил послать в "Известия" корреспонденцию о новом "мятеже эсеров", возглавляемом Лавровым. Козловские коммунисты были введены в заблуждение. Они освободили Петрова и арестовали Лаврова. Лавров теперь в ВЧК, в Москве. Сегодня пойду к прямому проводу. Буду говорить с Яковом Михайловичем Свердловым. Безусловно, Лаврова отпустят, но подумай, дорогой товарищ Чичканов, как все это выглядит, как об этом говорят в народе? И я сейчас волнуюсь уже не из-за Лаврова или Петрова. Меня тревожит возможность появления в других местах "лавровщины" и "петровщины", как называют это теперь козловские товарищи. - Он помолчал, разглаживая усы, потом встал, подошел к окну. - Недостаток образования и партийной культуры - и впредь самая опасная болезнь для многих наших честных, преданных, настоящих, как ты говоришь, большевиков. Об этой своей тревоге я обязательно расскажу Свердлову. - Подбельский закашлялся, зашагал по кабинету. Его худая, высокая фигура ссутулилась, словно на плечах была тяжелая ноша.

Но вот он подошел к столу, выпрямился:

- Надо послать людей на места. Проверить кадры в уездах. Пока тебе одному сообщаю: ЦК эсеров взял новый, подлый курс. Эсеры повально идут в нашу партию, чтобы изнутри разложить ее. - Подбельский захватил пальцами кончик усов, пощипал, словно что-то вспоминая. - Владимир Ильич, как никто другой, понимает сложность настоящего момента. Врачи не разрешили ему выходить на работу, но он не послушался. Ходит с перевязанной рукой... Вот так-то, дорогой земляк товарищ Чичканов. Зови Миллера и Бориса Васильева. Поговорим о кадрах.

ГЛАВА ПЯТАЯ

1

Холодный бездорожный октябрь.

Каждое утро, еще не умывшись, Василий выходил из коммунарского двухэтажного дома и тревожно смотрел в сторону мельницы. Помольщиков приезжало все меньше и меньше. Но, видно, не только бездорожье держало мужиков дома.

Неужели за грозными слухами, которые третий день беспокоят коммунаров, стоит настоящая опасность? Василий шел в сельсовет к Андрею, но и тот ничего определенного не знал.

Прошло еще несколько настороженных, мрачных осенних дней. И вдруг на мельницу приходят двое неизвестных в галифе и кожаных куртках. Наглые, руки держат в карманах. Увидев Василия, окликнули:

- Эй, председатель, зря храбришься! Распусти мужиков из коммуны, пока не поздно! Отдай мельницу обществу!

Подойти к ним Василий не решился, молча прошел мимо.

А вечером из Кривуши вернулся взбудораженный Андрей:

- Плохие вести, Василий. Я посылал верхового в волость... Восстания в Большой Липовице и Покрово-Марфине. Под Отъяссами два дня назад убиты моршанские руководители Лотиков и Евдокимов. Телефонные провода порваны, волостного убили. В Воронцовском лесу, говорят, много дезертиров. У них пулемет даже есть. Хлеб с продпунктов мужикам раздают. Наши мироеды в Большую Липовицу поехали.

- И Долгов тоже? - спросил Василий.

- Его не видели.

Ночью мужчины-коммунары собрались в квартире Василия. Юшка и Семен Евдокимович присели на корточках у порога, тихо переговариваясь. Юшка был в новых штанах и новом картузе, отобранных у Сидора.

- По ночам, Василь Захарч, свои сельские стали рыскать по усадьбе, заговорил Сергей Мычалин. - Я сторожил вчера, Турова Ивана и Долгова Федора видел. "Што-то, говорю, мужики, поздно ходите?" А они: "Заблудились мы, заблудились". А сами смеются. Отошли подальше и говорят: "Скоро бить вас зачнем, коммуны!"

Хоть и немало Василий под пулями в окопах сидел, а жутковато стало. Глянул на своего друга Андрея, тот тоже голову опустил, насупился, обдумывает что-то. Юшка стащил картуз с головы, мнет его.

Семен Евдокимович развел своими саженными руками:

- Оружьев у нас маловато, обороняться нечем, а то бы и я старинку вспомнил. - И браво качнул богатырскими плечами.

- Какой там обороняться, - мрачно сказал Алдошка. - Разозлим только. Давайте располземся пока по домам, переждем.

- Это тебе есть куда расползаться, - ехидно ответил Юшка. - А я за угол своей саманки на радостях рыдваном задел. Мне одно теперь: горе горюй, а руками воюй.

- Правильно, - вступился Андрей. - Обороняться надо, пока патроны есть.

- А в центре власть чья? - беспокойно спросил Алдошка.

Ему никто не ответил.

Василий прошелся по комнате, вглядываясь в лица коммунаров. Вот они, главы одиннадцати кривушинских бедняцких семей. Каждый сейчас взвешивает, насколько дорога ему новая жизнь, каждый понимает, что отрезаны пути к старой. И еще - каждый проверяет, хватит ли у него смелости до конца бороться за новую жизнь?