Александр Стрыгин - Расплата

Соня Елагина смолола свои два мешка и сидела с теткой на подводе, ожидая соседей, чтобы вместе ехать домой. Она молча грызла семечки, презрительно наблюдая за мужиками.

Не мил ей никто после той радужной встречи с Василием. Почему он какой-то другой? Не грубый, как эти, а... Какой же он? И сама не могла ответить, только тихо улыбалась... И ведь видела-то всего один раз, а готова искать хоть на краю света.

Акимка Грак со своим бахвальством чуть не прозевал очередь, кинулся к мешкам. Кряхтя и гримасничая, он заковылял, перегнувшись под мешком, к весам.

- Грак, иди подкрепись, - потешались над ним бабы. - Соску иди пососи, припасла для тебя!

- Ох и тяжел, бабы, новый хлеб! Ни в жисть такого не таскал, незлобиво ответил Грак, вернувшись за вторым мешком.

- Это тебе с перепугу показалось, - съязвила грудастая баба. Наверное, продотряд увидел и животом ослаб.

- А вон они и вправду едут! Васька Ревякин со своей босотой.

- Тащи, Грак, скорей, а то отберут.

- Тоже, видать, на мельницу... Гляди, без очереди норовят.

- А то как же! Так их и пустили!

Соня оглянулась, увидела Василия, шагающего рядом с первой подводой. Рука потянулась к платку, чтобы поправить прическу, сердце бешено заколотилось.

Грак посмотрел на обоз и хихикнул:

- Да это наш Васюха, хлеба краюха! Какой же от Него страх! Пусть кулаки трясутся, он на них зол, а я к нему скоро в армию запишусь! - И побежал со вторым мешком к весам.

- Продотряд не собирается уходить? - спросил кто-то.

- Незаметно. Нового хлебца много, весь на учет ставют.

- Весь заберут, - отрешенно покачал головой седовласый старик.

Василий подошел к мужикам, поздоровался, прикурил.

- Ты, Василий Захаров, говорят, совсем закомиссарился, - грубовато сказала та же грудастая баба, что пугала Грака продотрядом.

- Здравствуй, тетя Уля, - вежливо ответил Василий, окинув взглядом всех женщин. Глаза его искали кого-то в толпе.

- Гля, гля, девки, - заворковала тетка Уля, - он еще не совсем закомиссарился. Ишь как на вас глаза пялит! Выбирает, знать.

Василий заметил Соню, но не показал виду. Шагнул к весам, где стоял австриец Пауль с мужиками:

- Как идут дела?

- Корошо, очень корошо! Вас, Ревякин, сейчас прикажете? подобострастно спросил Пауль.

Василий оглядел выжидающие лица мужиков и громко, чтоб перекрыть шум жерновов, ответил:

- В общий черед станем.

Мужики довольно крякнули, отозвали Василия к возам, угостили новым самосадом.

Когда Сонина тетка тронула свою лошадь вслед за светлоозерскими мужиками, Соня спрыгнула с телеги, быстро подошла к Василию. Ее решительный, требовательный взгляд удивил его.

- Здравствуй, Соня...

- Здравствуй, Вася, - и молча смотрит не отрываясь, будто ласкает его лицо ресницами.

- От Клани новость какая?

- Нет, - усмехнулась она, - так, подошла поглядеть на тебя.

Потом нехотя отвернулась и пошла за подводой.

Насмотрелась и ушла. Больше не оглянулась ни разу. Зачем подходила? Что выискивала на его лице? Что хотела сказать и не сказала? А может, сказала, да не расслышал, не понял?

Василий смотрел ей вслед, пока не скрылась из виду, а когда скрылась, почувствовал себя так, будто она отняла у него что-то, взяла вот сейчас, здесь, не дотрагиваясь до него, взяла! Унесла с собой. И не будет теперь Василию покоя...

- Да... в такую красотку и влюбиться не грех, - положив руку на плечо Василия, сказал Андрей Филатов. - Только Маша твоя не хуже.

Василий сделал вид, что недослышал.

- Пойдем пока имение барское посмотрим, - сказал он. - Ведь власть мы с тобой как-никак. Может, тащат оттуда что. А нам коммуну тут создавать. - И первый зашагал от мельницы к усадьбе.

2

Недаром светлоозерцы говорят про Соню Елагину, что она пошла в мать.

Ее родительница - дворянка Глафира Алексеевна - была гордой, своенравной красавицей. Захватив своего мужа, помещика Бибикова, с горничной, она презрительно плюнула ему в лицо, напилась с горя коньяку и в ту же ночь выехала в Тамбов, к брату. Кучер Еремей, который за большое вознаграждение согласился ехать ночью, на середине пути уговорил барыню заночевать в хуторе - дорогу начинала затягивать метель. Продрогшую хмельную помещицу на руках внес в горницу высокий, сильный вдовец ставщик Макар Елагин.

Ночью, в пьяном угаре, Глафира Алексеевна с мстительной, горячей страстью отдалась Макару, а утром уехала, даже не подняв на него глаз. Еще тоскливее потянулись ямщицкие дни, уже и забыл Макар о чудаковатой барыньке, как нежданно-негаданно прискакал кучер Еремей.