Александр Стрыгин - Расплата

- Владимир Ильич приглашает пройти к нему.

Когда шли, ожидая встречи, в душах страшок трепетал, а переступили порог - и все "обыкновенно".

Ленин встретил их приветливо.

- Что же вы не раздеваетесь, товарищи? - гостеприимно развел руками Владимир Ильич.

- Да не жарко вроде, - глухо пробасил Соломатин, - да и стыдно заплаты оказывать посконные...

Разоружила мужиков ленинская приветливая улыбка, задвигались, зашуршали шубейками... Кто-то свою под кресло норовит заткнуть. Ленин замечает движение, ведет мужика к вешалке.

И вот сидят они перед ним - руки лопаточками на колени положили, будто наготу свою прикрывают. Острые глаза вождя вглядывались в усталые лица мужиков из "бандитских селений", а мужики мялись, покашливали: никто не хотел начинать говорить.

- Дорогие товарищи крестьяне-тамбовцы, объясните мне, пожалуйста, чем вы недовольны, что у вас там делает банда Антонова?

Самым смелым оказался Василий Бочаров из Бахарева:

- Бандиты грабят советские хозяйства, потребиловки... У крестьян отымают скот, лошадей, сбрую, фураж. - Сделав небольшую паузу и опустив глаза, добавил: - А после приходят красные и тоже... обижают крестьян... А главное - Советы наложили непосильную продразверстку...

- А в восемнадцатом и девятнадцатом как вы выполнили разверстку? спросил Ленин.

- Тогда выполняли без скандала. А в этом году сильный неурожай, разверстку выполнить невозможно... Не обижайся, товарищ Ленин, это мы говорим от общества.

- Вот и хорошо, что от общества. Говорите все, что наболело. Советская власть - власть рабочих и крестьян... Ваша власть.

- Пока что только рабочих, - буркнул кто-то.

- Это эсеровский бред, без союза рабочих с крестьянами не будет советской власти.

Строгие, твердые слова вождя растопили недоверие мужиков, и они вдруг заговорили все разом, жалуясь на свои судьбы, на злоупотребления "местных властей", на "полный развал крестьянской жизни".

Ленин не нарушал естественного хода беседы, изредка задавал вопрос, успевал схватить суть из каждой фразы перебивающих друг друга крестьян; записывал цифры, факты...

Может быть, именно в те минуты острой беседы и рождались ленинские мысли, которые чуть позже он выскажет, выступая на съезде транспортных рабочих России: "...Крестьянство должно было спасти государство, пойти на разверстку без вознаграждения, но оно уже не может выдержать такого напряжения, и потому в нем растерянность духа, колебание, шатание, и это учитывает враг".

А ходоки, чувствуя, как внимательно слушает их вождь, да еще и записывает, стали, может быть, впервые в жизни такими откровенными.

- Очень обидно, - заговорил Соломатин, - что продагенты наш труд крестьянский оскорбляют. Берут, к примеру, картошку... Мы ее свозим, а она там лежит, пока не сгниет, и нас же это место очищать заставляют. Жалко ведь, что нашим трудом красноармеец или рабочий не пользуется.

Ленин быстро записал на листке: "Берут. Гноят..." - и резко подчеркнул эти два слова. На том же листке появляется новая запись: "Соли нет. Раз только давали за вывоз дров". И снова подчеркивает написанное.

- Мы, будучи в осажденной крепости, не могли продержаться иначе, как применением разверстки. Мы брали излишки, а иногда и не только излишки, а кое-что необходимое вам, лишь бы сохранить способной к борьбе армию и не дать промышленности развалиться совсем.

Ходоки слушали Ленина, затаив дыхание, они верили ему и хотели знать все от него самого.

- Если вас обижают местные власти, сообщайте губернским властям, а если надо, то и в Москву, в Кремль. Пишите мне лично. Вы, крестьяне, вместе с рабочими проливали кровь за свободу, за власть Советов, за свою власть. Так держите ее крепко вместе с рабочими в своих руках. И тогда увидите, какая это будет власть! Выбирайте самых честных людей из крестьянства в советскую власть! А пока вам трудно, я знаю. Но прошу вас: передайте всем тамбовским крестьянам: надо потерпеть, сознательно помочь своей власти разогнать врагов, чтобы строить новую жизнь. А теперь я хочу сообщить вам, что с вашей губернии решено снять продразверстку досрочно. Вы довольны?

Когда же Владимир Ильич каждому дал с собой решение об отмене продразверстки, куда подевалось стеснение: за руку попрощались и слово дали все разъяснить, как есть, в своих волостях. И заторопились.

- Доброго здоровьечка советской власти, - отвесил поклон Соломатин.

- К бандитам с этой бумагой пойду, не побоюсь, - сказал коренастый бахаревский крестьянин Бочаров.