29 апреля 2002 года при восхождении на вулкан Алаид погибли два японских туриста. Так что Алаид – вулкан серьезный. Занимает практически весь остров Атласова. Бухт на этом острове нет, так что причалить кораблю негде. Как ни удивительно, на нем поселилось несметное количество мышей и их врагов лисичек.
Слева от Алаида начала вырисовываться над горизонтом цепь облаков. Она накрыла острова Шумшу и Парамушир.
Левее по ходу теплохода уходили на север темно-зеленые камчатские сопки со снежными прожилками в ущельях. Через пару часов они начали понижаться, затем превратились в ровную полоску песка, еле различимую из-за морских волн.
– В старину, – рассказал нам попутчик геолог, – во время штормов, мореходам было не возможно ее разглядеть в пене прибоя, на этот песчаный мыс Камчатки под названием Лопатка океанские волны выбрасывали средневековые корабли.
За Лопаткой был Первый Курильский пролив, справа от Лопатки через пролив – самый северный остров Курильской гряды – остров Шумшу. Наш теплоход проигнорировал его и направился во Второй Курильский пролив, разделявший Острова Шумшу и Парамушир. Эти острова и были целью нашего спортивного похода.
Почему именно они, спросит читатель? Посещения их было связано с несколькими причинами.
Из своего рюкзака Александр Карамян достал две книжки писателей-фантастов братьев Андрея и Бориса Стругацких «Белый конус Алаида (Поражение)». Впервые этот фантастический рассказ был напечатан в 1959 году.
Сюжет этого фантастического рассказа был связан с эпизодами из жизни Аркадия Стругацкого – старшего из братьев.
Во время Великой Отечественной войны семья Стругацких жила в осажденном Ленинграде. Его пытались взять в кольцо немцы и финны, воевавшие на стороне Гитлера.
Что произошло в Ленинграде с семьей Стругацких, вам, уважаемые читатели, надо запомнить на всю жизнь, прочитав откровения братьев Аркадия и Бориса Стругацких, опубликованные писателем Борисом Вишневским (книга «Аркадий и Борис Стругацкие: двойная звезда», Издательский дом: Terra Fantastica, 2003 г.):
«… началась война, город осадили немцы и финны. Аркадий участвовал в строительстве оборонительных сооружений, затем, осенью и в начале зимы 41 года, работал в мастерских, где производились ручные гранаты. Между тем положение в осажденном городе ухудшалось. К авиационным налетам и бомбардировкам из сверхтяжелых мортир прибавилось самое худшее испытание: лютый голод. Мать и Борис кое-как еще держались, а отец и Аркадий к середине января 42-го были на грани смерти от дистрофии. В отчаянии мать, работавшая тогда в районном исполкоме, всунула мужа и старшего сына в один из первых эшелонов на только что открытую «Дорогу жизни» через лед Ладожского озера.
Борис Натанович: это было не совсем так. Тогдашняя мамина работа в Выборгском райжилотделе здесь совсем ни при чем. Просто открылась возможность уехать вместе с последней партией сотрудников Публичной библиотеки, которые не успели эвакуироваться вместе с библиотекой еще осенью в город Мелекесс. В семье считалось, что малолетний Борис эвакуации не выдержит, и потому заранее решено было разделиться. Все произошло внезапно. «…Паровоз был уже под парами, – пишет мама. – Когда я вернулась с работы, их уже не было. Один Боренька сидел в темноте – в страхе и в голоде…» Мне кажется, я запомнил минуту расставания: большой отец, в гимнастерке и с черной бородой, за спиной его, смутной тенью, Аркадий, и последние слова: «Передай маме, что ждать мы не могли…» Или что-то в этом роде.
Аркадий Натанович: мать и Борис остались в Ленинграде, и, как ни мучительны были последующие месяцы блокады, это все же спасло их.
… Борис Натанович: они уехали 28 января 1942 года, оставив нам свои продовольственные карточки на февраль (400 грамм хлеба, 150 граммов «жиров» да 200 граммов «сахара и кондитерских изделий»). Эти граммы, без всякого сомнения, спасли нам с мамой жизнь, потому что февраль 1942-го был самым страшным, самым смертоносным месяцем блокады. Они уехали и исчезли, как нам казалось тогда – навсегда. В ответ на отчаянные письма и запросы, которые мама слала в Мелекесс, в апреле 42-го пришла одна-единственная телеграмма, беспощадная, как война: «НАТАН СТРУГАЦКИЙ МЕЛЕКЕСС НЕ ПРИБЫЛ».
Это означало смерть. (Я помню маму у окна с этой телеграммой в руке – сухие глаза ее, страшные и словно слепые.) Но 1 августа 1942-го в квартиру напротив, где до войны жил школьный дружок Аркадия Натановича, пришло вдруг письмо из райцентра Ташла, Чкаловской области. Само это письмо не сохранилось, но сохранился список с него, который мама сделала в тот же день.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу