Фрида Суслопарова - Первый гром и первая любовь

В политотделе Дина застала Кухарского, Женю и незнакомую женщину в темном платье, запыленных туфлях на каблуке. Она была красива - темные, гладко зачесанные волосы, большие выразительные глаза. Женщина сидела за столом, рядом с ней лежал желтый портфель с потрепанными уголками, из которого она доставала какие-то бумаги. Женщина внимательно посмотрела на Дину и чуть улыбнулась.

Дина смутилась...

- Я в другой раз, пожалуй...

- Нет, нет, проходи, - оживленно сказал Кухарский, - вот знакомьтесь, это заведующая яслями, Дина Чепуренко, а это новый сотрудник политотдела товарищ Зорина Анна Родионовна. Надеюсь, у вас найдутся общие интересы...

- Здравствуйте, - сказала Дина.

- Здравствуй, девочка, - мягко ответила Анна Родионовна.

- Ну, выкладывай свои заботы, - сказал Кухарский.

Женя быстро подвинул Дине стул. Дина села, конверт с письмом положила рядом на стол.

- Я насчет детей, товарищ Кухарский, - начала Дина, - вы им сказали про детские дома. Теперь все волнуются, переживают... Не надо было так, сразу...

Кухарский несколько растерялся.

- Разве они не знали?

- Конечно, нет. Ведь они только-только начали поправляться и забывать все...

- Ты права, Дина! Как же это я... Нехорошо...

- Да ничего, я их успокоила, но нужно все-таки решать: когда закроются ясли? Куда девать сирот и остальных ребят? Неужели мы просто повесим на двери замок, выставим их, отправляйтесь, откуда пришли?

- Ну, Дина, пошла в наступление, - пошутил Кухарский.

- Она, товарищ Кухарский, только об этом и думает! - сказал Женя.

- Ну уж, только об этом!

Дина нахмурилась. В разговор вмешалась Анна Родионовна:

- Скажи, Дина, сколько у тебя детей в яслях?

- Шестнадцать...

- А возраст какой?

- Самый разный: младшей, Олесе, годика три будет, а старшей, Наталке, десятый пошел.

- Все сироты?

- Нет. У пятерых живы родители, отец или мать, - отвечала Дина, - они уйдут домой. Трое ребят сироты, но жили и будут жить у родственников, а восемь человек круглые сироты, им некуда идти после яслей.

- Ну что ж, сирот устроим в детский дом, - сказал Кухарский, - ты, Дина, с чем не согласна? Чего хмуришься?

- Да не хочу я отдавать их в детский дом! Вы поймите, они сельские ребятки, тихие... Вот даже Юрко, это он только со мной такой... бывает, озорничает, а там? Забьют его. Я уже не говорю о малышах... Тимка, Грыцько, они же совсем маленькие, не понимают... Их каждый может обидеть... Каждый...

- Не огорчайся, девочка, - нежно, по-матерински сказала Анна Родионовна, - что делать? Гражданская война оставила нам детскую беспризорность, засуха и голод - опять сиротство... Будем принимать меры.

- Ну что ж, давайте думать, - сказал Кухарский. - Время у нас еще есть. Соберемся еще, решим. А ты, Дина, не вешай нос! Видишь, нас в политотделе уже трое, - сила! Вот пришлют еще заместителя и редактора, штат будет полностью укомплектован. Полная боевая единица... Ничего, выдюжаем, как здесь говорят... И тебе поможем!

- Так я пойду. - Дина встала.

- Конверт... твой? - спросил Женя, указывая на письмо, которое Дина положила на стол.

- Да, это мое письмо. Подвода в город еще не уходила?

- Нет. Отправим с нашей почтой...

Перекладывая конверт на груду других запечатанных конвертов, предназначенных для отправки в город, Женя успел прочесть адрес: Одесса, Греческая, 36, квартира 5, Чепуренко А.И. Почему-то облегченно вздохнул. Домой, значит, написала.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

А на дворе уже стоял август, последний, закатный месяц лета. Нынче он был особенным. Не желтизной и началом увядания заявил о себе август, а точно в май переродился. Все зеленело свежо и сильно, воздух был напоен влагой и теплом, сквозь густые плетни, отделявшие сады от улицы, виднелись наливающиеся соками плоды. Все поспевало: и раннее, и позднее. Раннее наверстывало, позднее торопилось.

Вести о хорошем урожае, благоприятной погоде дошли до города и до тех, кто ушел туда из сел. В каждом письме, при встречах с земляками селяне сообщали о радостных переменах, звали уехавших обратно домой.

И постепенно люди стали возвращаться. Каждый день новости. Первыми, конечно, их узнавали дети. Идут в поле или на прогулку, и вдруг кто-нибудь крикнет:

- Гляньте, Макрушенки возвернулися!

- Ой, у Конопельковых хтось в хате есть!

Каждое вновь распахнутое окно, каждый новый дымок поутру радовали детей и в то же время навевали грусть. Если некого ждать, если нет уже надежды на возвращение в родной дом, лучше поскорей пройти мимо, не заглядывая в окна, ставшие чужими...