Владимир Бонч-Бруевич - Знамение времени - Убийство Андрея Ющинского и дело Бейлиса (Впечатления Киевского процесса)

Каждый русский сектант, живущий в Киеве, на Лукьяновке или на Подоле, годится в маститые учителя этому патеру римского престола.

Возвести кровавый навет на целый народ и потом стоять два дня пнем, не уметь объяснить даже тех мест, на которые сам же он сослался в несчастной брошюрке, - да ведь это "отсутствие всякого присутствия", ведь это такое убожество, за которое становятся страшно.

Откуда он, этот Пранайтис?

Где же хваленая дисциплина католической церкви?

Как могли разрешить ему, этому новому чуду XX века, выйти в свет?

Ведь дошло до того, что, "в виду запамятования" господина эксперта, решили огласить часть экспертизы этого отныне знаменитого, представителя римской курии.

Вот это мне совершенно непонятно, как могли допустите такое оглашение.

Мне самому неоднократно приходилось выступать экспертом в судах по делам сектантским, и решительно нигде и никогда я не встречал такую практику, какая была применена в киевском окружном суде. Целыми днями приходилось выдерживать перекрестный допрос по сектантскому и связанным с ним вопросам, давать всевозможнейшие ответы, и никогда, нигде я не видел, чтобы кому-либо из экспертов напоминалась бы представленная им письменная экспертиза. Ведь эксперт не свидетель. Бывали {169} обратные случаи, когда просили возможно меньше цитировать книги, а все рассказывать своими словами, но о "запамятовании" знаний по своему предмету, по которому считаешься специалистом, никогда и нигде и вопроса не поднималось.

Насколько строго относятся суды к вопросу именно устного показания г.г. экспертов на суде, из моей практики мне известны такие случаи: защита просила разрешения ссылаться на труды одного из экспертов, присутствовавших на процессе. И что же? Суд отказал защите на том основании, что эксперт здесь присутствует, и стороны могут допросить его лично и сказанное им является как бы последним словом, последним мнением этого эксперта.

Экспертизы оглашались только в том случае, когда эксперт не явился, и, тогда, вместо него, иногда оглашалось его письменное мнение. Полагаю, что оглашение в виду запамятования части экспертизы, как это произошло с г. Пранайтисом, это совершенно исключительное явление, которое, несомненно, будет отмечено в практике процессов. Немощность патера Пранайтиса этим оглашением была подчеркнута еще более, еще разительнее.

Какой же это эксперт, который ничего не знает, все забыл, говорит только "да" - "нет"? Таким "экспертам" нечего делать в судах, так же, как им нет места и в науке. Пусть бы лучше они сидели по своим углам, мечтая о прекрасных днях костров и пыток, и не совались бы в разрешение тех вопросов, до понимания которых им, как до звезды небесной, далеко.

Но я нахожу отраду в этом всесветном позорище представителя дальнего Рима, Я радуюсь, что нужно было днем с огнем искать эксперта обвинения по делу ритуального убийства, надо было исколесить всю Россию, и, не найдя никого, ни среди всего русского духовенства, ни среди русских миссионеров, ни среди русских ученых, наконец, отыскать где-то там, в Ташкенте, какого-то неведомого католического патера, чтобы он пришел и утвердил ту нелепость, над которой так тщательно трудились столько уж лет все темные силы России.

Право, я вижу в этом много отрадного... Все-таки мы, очевидно, ушли уже безвозвратно от средневековой тьмы {170} и никакие силы не дадут победы и одоления тому мраку, той реакции, которые так густо временно заволокли наш общественный горизонт.

LXVI.

Честь русской науки спасена.

Если блестящая специально-медицинская экспертиза профессоров Павлова, Бехтерева и Кадьяна уже сказала свое веское слово по поводу тех нелепых построений, которые возвели угловатые, топорные руки Туфанова и Косоротова (о блаженном Сикорском, которого так необходимо было познакомить с Бехтеревым - мы не говорим) - если эта экспертиза возвела вопросы, возникшие в Киеве на высоту современного мирового знания, то экспертиза академиков Коковцова и Троицкого в специальном вопросе древнееврейской письменности, учения и знания еврейских книг, сказала так много и так веско, что, право, становится странным: неужели обвинители найдут в себе мужество противопоставить свою отсебятину уровню европейской учености?

Честь русской науки спасена двумя блестящими экспертизами русских академиков-профессоров, которые имели мужество и твердость сказать свое веское слово. Оба они, не голословно, а на основания тщательного изучения первоисточников, твердо сказали, что никаких кровавых ритуалов еврейский народ не знает теперь, не знал никогда. Человеческое жертвоприношение у евреев - это сказка, которой верят те легкомысленные люди, до которых не доходит положительное знание. Вера в ритуальное убийство среди евреев публично названа академиком Коковцовым нелепостью...