Иосиф Крывелев - История религий. Том 2

Разумеется, воинственная активность борьбы за веру питалась не только побуждениями благочестия и ставкой на награду в потусторонней жизни. Верующие должны рассчитывать на воздаяние не только после смерти, но и при жизни: «Кто желал награды ближайшего мира, то ведь у Аллаха — награда и ближайшего и будущего мира» (4, 133). Эта награда «ближайшего мира» заключается в военной добыче. Пророк ведет верующих в бой, вдохновляя их той обильной добычей, которую они возьмут, ибо «обещал вам Аллах обильную добычу, которую вы возьмете, и ускорил Он вам это…» (48, 19, 20). Имеется в виду не какой-нибудь беспорядочный грабеж — раздел добычи поставлен на организованную почву: «…если вы взяли что-либо в добычу, то Аллаху — пятая часть, и посланнику, и родственникам, и сиротам, и бедным, и путнику…» (8, 42).

При распределении добычи учитывался и внутренний социальный фактор, по меньшей мере в проповедническом плане. Подчеркивается, что прежде всего надо учитывать интересы бедняков, сирот, путников. Коран предостерегает: «…чтобы не оказалось это распределение между богатыми у вас» (59, 7). Заодно тут же благочестивый воитель получает предупреждение о том, что он не должен брать из добычи сверх положенного ему: «…что даровал вам посланник, то берите, а что он вам запретил, от того удержитесь» под угрозой кары господней: «…бойтесь Аллаха, ведь Аллах силен наказанием!» (59, 7). На деле грабеж и распределение добычи далеко не всегда происходили по правилам и наставлениям; известны даже случаи, как, например, в сражении при Оходе, когда именно необузданная жадность участников, занявшихся стихийным грабежом добычи, приводила к поражению 26. Но вероучение вносило все же известный порядок в богоугодное дело ограбления неверующих. И прежде всего сама идеологическая оболочка стремления к завоевательным и грабительским войнам имела своим источником новую религию, что делало ее притягательной в глазах тех, кого соблазняла перспектива завоевательных войн.

Разложение порядков родовой общины в сравнительно передовых областях Аравийского полуострова порождало кризисы, которые могли найти свое решение только на путях внешних завоевательных войн. Обострялись противоречия между разбогатевшей знатью и все более бедневшими рядовыми членами общины. Взаимоотношения между рабовладельцами и растущими количественно массами рабов также служили источником постоянного социального напряжения. Выход мог быть найден в завоевательных войнах, которые должны были обогатить всех их участников и тем сглаживать нараставшее имущественное неравенство. Ислам давал религиозное оформление стремлению к таким войнам.

К. Маркс писал: «Коран и основанное на нем мусульманское законодательство сводят географию и этнографию различных народов к простой и удобной формуле деления их на две страны и две нации: правоверных и неверных. Неверный — это «харби», враг. Ислам ставит неверных вне закона и создает состояние непрерывной вражды между мусульманами и неверными» 27. Такая «этнография» идеологически обосновывала и стимулировала завоевательные войны, которые приобретали священное значение. Именно эта идеология могла претендовать на успех в деле сплочения массы различных социальных группировок в дисциплинированный лагерь единомышленников, под общим религиозным лозунгом устремившихся в завоевательные экспедиции.

Следует, однако, считать неправильным распространенный взгляд, по которому ислам навязывался всем народам лишь при помощи джихада. Р. Дози пишет по этому поводу: «…священная война вменяется в обязанность (в исламе. — И. К. ) только в том единственном случае, когда враги ислама оказываются нападающими; если кто-нибудь понимает предписания Корана иначе, то виновато в этом произвольное толкование богословов. Точно таким же ошибочным является мнение, будто ислам распространился в мире насильно.

Политическое могущество ислама — это да; но не религия… халифы и вовсе не желали, по соображениям денежного свойства, создавать прозелитов и смотрели с большим неудовольствием на обращение покоренных народов» 28. При всем этом необходимо учитывать происходившую в исламском учении эволюцию, в основе которой лежал ход самой истории. «Произвольное толкование богословов», о котором говорит Дози, обычно определялось складывавшейся политической и военной обстановкой и могло в случае надобности санкционировать как наступательную, так и оборонительную войну.