Александр Сидоров: Великие битвы уголовного мира. История профессиональной преступности Советской России. Книга вторая (1941-1991 г.г.)

(Ходили слухи о том, что в 1942 году якобы собралась влиятельная воровская «сходка», на которой многие «воры» выступили за то, чтобы «законники» имели право защищать Родину. Тогда-то, мол, и произошёл раскол между «честняками» и «суками»… Однако никаких подтверждений этому нам найти не удалось. Скорее всего, мы имеем дело с очередной легендой).

Была и ещё одна немаловажная причина. К тому времени в воровском мире многие почуяли запах лёгкой добычи и желали (в случае, если повезёт) принять участие в её дележе: впереди лежала богатая Европа и прежде всего — Германия, куда можно было войти победителем, с оружием в руках и с «праведным гневом». А там уж прямо по Высоцкому:

Это последнее обстоятельство, на наш взгляд, зачастую оказывалось решающим. Потому что уже в начале 1943 года обстановка в лагерях стала постепенно меняться. Власть всё-таки в конце концов поняла: чтобы использовать зэков эффективно для нужд военной промышленности, необходимо давать им хотя бы необходимый минимум для восстановления сил, заинтересовать арестантов в том, чтобы они больше и производительнее работали:

Год усиленного военного режима давал свои плоды. Резкая вспышка болезней, смертей и, как неизбежное следствие, провалы хозяйственных планов…

И тут маятник снова качнулся в другую сторону. Раздался зычный окрик сверху: «А план кто будет выполнять?» А после окрика — акции официального гуманизма, отменённые было в связи с войной. Снова открылся барак ОПЗ (оздоровительный пункт). Доходяги помоложе, которых ещё рассчитывали восстановить как рабочую силу, получали путёвки в этот лагерный дом отдыха. Там царила блаженная нирвана. И день и ночь все лежали на нарах, переваривая полуторную пайку хлеба.

Но и тем дистрофикам, которые не попали в ОПЗ, стали щедрее давать дни передышки. В обеденный перерыв снова стали выстраиваться перед амбулаторией очереди доходяг с протянутыми оловянными ложками в руках. В ложки капали эликсир жизни — вонючий неочищенный жир морзверя, эрзац аптечного рыбьего жира. (Е. Гинзбург. «Крутой маршрут»)

О том же свидетельствует Лев Разгон:

Оказалось, что без леса нельзя воевать. Лес необходим для строительства самолётов, изготовления лыж, для добывания угля. А самое главное — для пороха. Основой всех современных порохов является целлюлоза, которая, как известно, делается из древесины. Как ни нужны были люди на фронте, но работники лесной промышленности были почти все на броне. И все наши начальники были на броне. Вот только требуемый от них лес они не могли дать: некому было его рубить… И тогда только самое верховное начальство стало делать минимально разумное. Заключённых лесорубов стали кормить по нормам вольных рабочих; заключённые стали единственными людьми в стране, которым разрешалось отправлять продуктовые посылки…

Вот тогда-то мы услышали фамилию нового начальника Устьвымлага — полковника Тарасюка…. Он поощрял хорошо работающих заключённых, особенно отличившимся рекордистам разрешал приводить к себе в барак женщин, не опасаясь надзирателя. И в лагере поддерживался неукоснительный порядок, при котором хорошо было тем, кто умел хорошо пилить лес, и плохо тем, которые — не имело значения, по каким причинам, — этот лес пилить не умели. Была даже справедливость — если можно употребить это столь странно звучащее здесь слово… Ведь при Тарасюке начальники лагпуктов не позволяли себе самоуправничать, заключённых не обворовывали, им давали всё, что положено: выяснилось, что им положено иметь наматрасники и даже простыни, они появились, и арестанты спали на простынях… («Непридуманное»)

Тарасюки стали типичным явлением в лагерях. Главным для них был план. Поэтому они давали выживать работягам. При этом зачастую остальные арестанты для них просто не существовали: не могут работать — пусть дохнут.

При этом администрация всё активнее стала прибегать к помощи уголовников. Мы помним, что и в 30-е годы «ворам» запрещалось трудиться, но запрет очень часто нарушался. То есть сами «цветные» и их подручные — «полуцвет» — не работали, но нередко числились в бригадирах, нещадно эксплуатируя «контриков», заставляя нарядчиков «заряжать туфту» и проч. Теперь же, в военное время, «блатных» всё чаще привлекали к «бригадирству», чтобы они помогали выжимать из «работяг» последние соки: