Гарун Тазиев - На вулканах

Нет, никаких заметных изменений: все та же недвижная на первый взгляд колонна грязновато-серого цвета. Мириады камней возносились слишком быстро и поэтому были неразличимы. Столб поднимался среди пухлых клубов пара и упирался в низко нависшие темные тучи, откуда на нас низвергался каменный град.

Новый удар пришелся по левой коленной чашечке. Больно! Я пощупал место ушиба и согнул ногу: действует... Ссадина, не больше. Я снова повернулся на левый бок. Тепло сразу перестало расползаться, и впереди я вновь увидел своих спутников. Было впечатление, что прошли часы, хотя я потерял их из виду всего на тридцать секунд. Что ж, посреди такой жуткой вакханалии тридцать секунд одиночества - немалый срок.

Четверо людей, по-прежнему лежавших тесной группкой, зашевелились. Перекрывая свист и грохот, я окликнул Легерна:

- Эге? Фанфан?

- Все в порядке, дядюшка! - прокричал он мне. - А у тебя?

- Тоже в порядке... Никто не ранен?

- Нет, ничего серьезного. Один только паникует немного...

Держитесь, ребята! Паника - вещь заразная.

Камень весом в три-четыре фунта скользнул по каске, задел правое плечо и плюхнулся в грязь, забрызгав мне все лицо. В глаза, в ноздри набилась глина. Теперь я ощущал ломоту во всем теле, но лишь левое колено причиняло настоящую боль; не проходило и жжение в левом боку. Я не осмеливался представить себе картину раны. Сколько "кубиков" крови вытекало из нее за одну минуту? Нет, лучше не подсчитывать... Тут же я укорил себя за эту мелкую трусость: "Ты определяешь объем щебня и пара, вылетающих из этого мерзкого вулкана, и боишься узнать, сколько собственной драгоценной крови потерял за время лежания! Чем ты лучше того паникера?"

Живы и почти здоровы!

Грохот оборвался столь же внезапно, как и начался.

Больше не было слышно ни рокота, ни рева, только свист и шлепки последних падающих камней. Так продолжалось еще несколько секунд, сколько я, к сожалению, не успел засечь, иначе можно было бы высчитать, на какую высоту взлетали обломки. Затем наступила поразительная тишина... Собственно, какие-то звуки оставались - еще шипел пар, чавкала жижа, но после закладывавшего уши рева все это казалось чудом умиротворения и спокойствия. Какое-то атавистическое чувство не позволяло воспринять тишину за чистую монету, а заставляло считать ее очередной уловкой коварного вулкана, паузой перед следующим приступом. Хотя мне бы полагалось знать характер фреатических извержений: они прекращаются столь же внезапно, как и начинаются.

Объясняется это тем, что давление подземного пара и его объем падают до определенной величины, ниже "порога", заставляющего пар вырываться на поверхность. Но поди догадайся наверняка, что происходит в чреве вулкана! Механизм извержений выглядит просто лишь на бумаге. В любой миг могло произойти что-нибудь неожиданное - процесс мог захватить, например, новый водяной карман. Быстрей отсюда!

Легко сказать... Глинистая жижа не самый удобный тракт. Но тут нас ждал сюрприз. Едва почва под нами перестала трястись - она отзывалась на падения бесчисленных обломков, среди которых были и крупные глыбы, на микротолчки и даже на некоторые ощутимые сейсмические толчки, - как за считанные секунды грязь застыла. Оказалось, что глинистая поверхность превратилась в жижу, не позволившую нам убежать, только с началом извержения. По дороге сюда последние сотни метров не доставили нам особых трудностей. Конечно, склон был покрыт грязью, но мы не проваливались в нее, а довольно спокойно шагали к цели. Однако как только вулкан зашевелился, вступила в действие тиксотропия, любопытное явление, превращающее гель в жидкость и, наоборот, позволяющее сжиженной массе вновь обрести относительную жесткость, едва ее оставляют в покое.

С трудом поднявшись, я побрел к четырем спутникам... Вид у них был не самый презентабельный: вымазанные с ног до головы в глине, вытянувшиеся лица, у одного все еще выпученные от страха глаза. Я, конечно, и сам выглядел не лучше, но, по счастью, не мог взглянуть на себя!

Наш гость, вскочив первым, ринулся вниз, бросив на месте свой приметный резиновый плащ. Мы тоже попытались бежать, но ушибы и ранения давали себя знать. Спину Легерна прикрывал рюкзак, но на бедре сквозь комбинезон и слой грязи проступало обширное красное пятно. Он брел, ковыляя и подволакивая ногу. Фанфан не притвора, и я понимал, что коль скоро он так хромает, травма должна причинять серьезную боль.

Это напомнило мне о собственной ране. Жжение почти прошло. Я провел рукой по пояснице: крови не было. Может, глиняная короста сделала комбинезон непромокаемым? Впрочем, сейчас это не имело значения. Слабости я не чувствовал, а значит, потеря крови была не столь велика. Правда, я тоже хромал из-за ушибленного колена. Джон подставил плечо Фанфану, Марсель Боф обнял меня за талию, а я его за шею. Спасибо, Марсель! Долгий осторожный спуск живо напоминал картину "Вынос раненых с поля боя".