Гарун Тазиев - На вулканах

Сложилась ситуация, при которой противники имели широкий доступ к газетам, радио и телевидению, в то время как Барбери, Легерн, Виллари и их помощники сидели на верхушке Этны возле очагов извержения. Никого другого, в том числе и представителей прессы, полицейские туда не допускали, разве что на весьма короткий срок и опять-таки под контролем полиции. Журналисты посему были вынуждены часами и даже сутками впустую околачиваться в Катании, где их окружали в основном яростные противники проекта - так называемые "экологи" (кого только среди них не встретишь сегодня!), салонные и кабинетные вулканологи, вулканологи-чиновники и просто конформисты всех мастей, встречающие в штыки все, что ломает установившийся порядок. В спор, активно подогреваемый средствами массовой информации, мало-помалу вовлекались и неспециалисты, в первую очередь, естественно, жители Катании, а вскоре и вся страна. На что один итальянский министр заметил: "Я и не знал, что в Италии тридцать миллионов вулканологов!"

С вулканологией дело обстоит точно так же, как с любой темой, вызывающей интерес публики, - со спортом, музыкой, театром, политикой, войной: начитавшись газет, наслушавшись радио, насмотревшись телепередач, а то и поприсутствовав, так сказать, на месте, увидев все "своими глазами" на концерте или на стадионе, а в данном случае - на склоне вулкана, человек немедленно превращается в знатока, не терпящего возражений. Он начинает вкривь и вкось толковать о том, что следовало сделать ранее, и о том, что надлежит делать теперь. Ему кажется, что объем знаний, которые он почерпнул из своей газеты, вполне достаточен для специалиста, каковым он себя отныне мнит. До чего вы живучи, великие стратеги, сидящие в кафе на углу!

У подножия Этны в апреле-мае 1983 г. буквально каждый судил и рядил о том, что надо и чего не надо делать. Общественное мнение, подогреваемое газетами, радио и телевидением, начинало проявлять себя все более агрессивно, поскольку на конец июня были намечены парламентские выборы и в связи с этим высказываемые в интервью мнения и заявления комментаторов приобретали прозрачною политическую подоплеку.

Следует признать, что определенная ответственность за широкую поддержку, встреченную в прессе противниками проекта, ложилась на моих друзей, не жаловавших вниманием журналистов. Воспитанные (в отличие от своих англо-саксонских коллег) в убеждении что наука - дело благородное и не нуждается в популяризации, раздраженные высказываниями отдельных специалистов, не обремененных излишней научной честностью, мои коллеги избегали журналистов, вместо того чтобы привечать их. В результате пресса примкнула не к тому лагерю.

В конце апреля противники проекта высказывались уже безапелляционно и в полный голос. Нет, они не выдвигали никаких новых доводов, аргументы оставались прежними, но теперь за ними стояли средства массовой информации.

Заявляющий что-либо во всеуслышание поневоле начинает казаться себе важной фигурой. Увидев в газете или услышав по радио свои слова, человек не только утверждается в сознании собственной правоты - как же, меня печатают в газете и даже показывают по телевизору, значит, я прав! - но и принимается высказываться еще более категорично, чем до того. Журналисты же, считая, что лицо, высказывающееся столь безапелляционно, по всей видимости, знает, о чем говорит, начинают всячески поддерживать и продвигать понятные им идеи, оставляя без внимания те, которые им понять труднее.

Нежелание большого числа ученых латиноязычных стран принимать участие в тонкой игре в вопросы-ответы, известной под названием "интервью", берет свое начало в прошлом, когда средства массовой информации еще не имели того огромного, поистине пугающего веса, который они приобрели сегодня. То была эпоха, когда был придуман емкий образ "башня из слоновой кости", когда ученый держался в стороне от необразованных людей и говорил на языке, недоступном "простым людям", взиравшим на него с почтительной робостью. Подобные непонятные языки, или профессиональные жаргоны, сохранились до наших дней в медицине (со времен мольеровского Диафуаруса), а также по давней традиции в юриспруденции, которая, несмотря на весь прогресс, все еще стоит на страже интересов сильного против слабого. Жаргон и научный, и врачебный, и юридический полезен и необходим, когда на нем говорят специалисты между собой он позволяет выражаться кратко и точно. Специалистам, однако, следует забыть свой жаргон, когда они разговаривают с неспециалистами, например с читателями, слушателями, зрителями, или с политическими деятелями.