Это конец – думаем мы. В голове молниеносно проносится тысяча мыслей. Мы в радиорубке последние, кто может покинуть корабль. Значит надо до тех пор, пока не придет приказ командира, связать скачущие нервы железной дисциплиной и оставаться на своих постах. В такие мгновения вся жизнь как конченная и наполовину нереальная проходит перед глазами. Минуты кажутся часами.
У нас ещё горит свет. Значит, машины ещё работают. Затем словно издалека совершенно по- особому раздается голос моего товарища Мартина: “Посмотри сюда”. Взгляд туда – и я понимаю. Стеклянные сосуды наполненные парафиновым маслом, в котором находятся шестерни оказались под таким углом к поверхности масла, что видно: “Гебен” должен иметь крен по меньшей мере 30° на борт. Неорганическое вещество говорит об этом с безжалостным красноречием.
Как долго это еще продлится – проносится у меня в голове. Нельзя осознать, что это означает конец. Вот как это выглядит, когда от жизни переходишь к смерти!
Кра-ах! – снова раздается в тишине. Второй взрыв! Что случилось? Снова приходит лаконичный приказ: “Всем оставаться на своих боевых постах!” Является ли это случайностью, что мы в радиорубке дымим, как фабричные трубы? Трубка табаку, сигарета следуют друг за другом. Дым только так вырывается из легких. Это немного успокаивает нервы. Словно зачарованные, глаза прикованы к нефтяной поверхности. Что это? Угол крена медленно уменьшается, стеклянные сосуды больше не стоят так косо по отношению к жидкости, как прежде. Странно? Как такое возможно, чтобы корабль принял свое нормальное положение!
Объяснение также достаточно необычно. После первого взрыва мины, который раздался у правого борта, через две минуты “Гебен” наскочил на мину, которая взорвалась с левого борта. Итак, счастье в несчастье! При первой мине крен на правый борт, при второй – точно так же на левый. Таким образом мы снова стоим прямо. Но не так все просто. Отважный “Гебен” с двумя огромными пробоинами в обшивке, смертельно глубоко осел в воду. Осадка корабля увеличилась почти на один метр. “Гебен” глубоко сидит в воде. Только бы добраться до дома – вот теперь главная забота.
Тем временем оба миноносца быстро приблизились. Они хорошо видели два мощных фонтана воды и догадались, что что-то случилось. Наши пленные совсем вышли из себя. Они шумели и неистовствовали на второй палубе и в страхе стучали кулаками в двери. Только угроза применения оружия их успокоила. Оба русских офицера выскочили из каюты, схватили первые попавшиеся спасательные пояса и беспорядочно бегали по палубе. В конце концов их снова поймали. Русскими овладел очень сильный страх.
Наши люди при грозящей катастрофе вели себя образцово. Лишь немногие из-за нервного напряжения начали кричать на палубе и очумело накинулись на спасательные пояса. С наскоро перекинутыми спасательными поясами они бегали по палубе и даже в минутном замешательстве вскарабкались на мачту. В подобной ситуации нервы действительно могут сдать. К тому же никто из них в панике не подумал, что все усилия были бы напрасными. Все-таки зима, 26 декабря, и вода ледяная. Никто бы не добрался до суши, если бы “Гебен” действительно затонул!
Героически повели себя кочегары, чьи боевые посты находились в глубине корпуса “Гебена” и которые при ужасном взрыве должны были рассчитывать на верный конец. Хладнокровно, до конца исполняя свой долг, храбрецы находились на своих боевых постах. Да, своими кочегарами “Гебен” мог гордиться. Аварийные партии так же, как теперь выяснилось, работали замечательно.
Весь экипаж “Гебена” показал себя блестяще. Эти первые мгновения являются испытанием духа, который охватывает экипаж, и позволяют узнать сложный и вместе с тем так замечательно отлаженный живой организм корабля. Случайно во время этого памятного похода у нас на борту находился фельдмаршал барон Гольц. Его единственным желанием было однажды принять участие в морском сражении. Теперь его первый поход на военном корабле протекал совсем иначе, чем он мог бы подумать, когда первый взрыв мины раздался у правого борта, фельдмаршал намеревался с кормы пройти на мостик.
Он как раз поднялся на палубу, когда взорвалась первая мина. Фельдмаршал был весь мокрый от поднявшегося столба воды и слегка контужен взрывной волной. На его мундире так и остались черные точки пироксилина. Впоследствии, как воспоминание об этом событии, он с особым удовольствием носил этот мундир.
Читать дальше