Борис Стадничук - Сократ - учитель, философ, воин

Как-то ночью греки заночевали в горах. Было морозно, они завернулись в плащи, но не могли сомкнуть глаз от холода. А под утро пошел снег, греки прикрылись щитами. Снег валил все сильнее, толстым слоем накрыл лежавших. Они пригрелись под ним и заснули. В Греции снег выпадает редко, но, наверное, многие солдаты знали или слышали от других, что спать под снежным покрывалом небезопасно. Однако вставать никто не хотел: опять идти куда-то в неведомую даль, отбиваться от горцев, карабкаться на скалы, чтобы украсть пару тощих коз… Лучше заснуть и ни о чем больше не беспокоиться. Никогда. Выбрался наружу только один человек. Конечно, это был Ксенофонт. Он принялся кричать, бегать, расталкивать спящих, разжег костер из приготовленных с вечера дров. Наверное, и в это утро ему из давних-давних лет с улыбкой помахал рукой Сократ, как мы помним, нередко простаивавший всю ночь у теплой палатки, где спали товарищи.

И с другой страницы «Анабасиса» мы словно слышим (на этот раз гневный) голос Сократа. Вот какой-то солдат бранится с Ксенофонтом, посчитав, что тот обидел его при разделе добычи, да еще и избил. Ксенофонт пытается ему доказать: пока другие сражались, тот был в обозе и всего лишь погонял осла. Солдат продолжает требовать свое и утверждает, что именно Ксенофонт и отправил его вывезти с поля боя раненого товарища. Тут терпению командира приходит конец: «Разве, – продолжал Ксенофонт, – после того, как я послал тебя вперед и затем подошел с арьергардом, я не застал тебя роющим яму, чтобы похоронить того человека, и, приблизясь, разве я не похвалил тебя? Но пока мы все стояли кругом, тот человек пошевелил ногой, и все присутствующие закричали, что он жив, а ты сказал: “Пусть себе живет сколько хочет, а я его дальше не повезу”. Тут я ударил тебя – это ты говоришь правду, – ибо ты, как я видел, знал, что он жив. “Ну и что же? – сказал солдат. – Разве он все-таки не умер после того, как я показал его тебе?” “Все мы смертны, – сказал Ксенофонт, – но разве поэтому надо погребать нас живыми?”»

В этом эпизоде есть как будто два измерения. Одно – самое простое, каждому по-человечески понятное – и в те времена, и в наши. Уж Ксенофонту ли было не знать, как поступают в таких ситуациях настоящие боевые товарищи? Что было бы с ним самим, окажись двадцать лет назад на месте Сократа и Алкивиада такой негодяй? Да его не то что лишить добычи и поколотить – убить было мало! Но Ксенофонт умел слышать горькую правду даже из уст последнего подлеца. Да, все мы смертны. И греки, и персы, и храбрецы, и трусливые негодяи, и люди, и горные козы. Но достоинство человека в том и состоит, чтобы жить, несмотря на неизбежную смерть, и всякий раз, выбирая, как поступить, спрашивать себя или своего Даймона, достойный ли это поступок.

А греки всё шли и шли. Уже много месяцев они были в пути, «восхождение Кира» и отступление его наемников в целом заняли больше года. Но рано или поздно кончается самый длинный путь. «И пришли они к горе по имени Фехес. Когда солдаты авангарда взошли на гору, они подняли громкий крик. Услышав этот крик, Ксенофонт и солдаты арьергарда подумали, что какие-то новые враги напали на эллинов спереди» [32].

Это было некстати: другое враждебное горское племя шло за греками по пятам. Накануне Ксенофонт с ними сражался, отогнал и подобрал на месте сражения двадцать щитов, «покрытых воловьей косматой кожей». Но горцы не отставали, а биться с двумя врагами сразу у греков уже не хватало сил. Наверное, Ксенофонт в этот момент бранил про себя Хирисофа. Опять спартанец ввязался с кем-то в бой, вместо того чтобы вести переговоры!

«Но крик усилился и стал раздаваться с более близкого расстояния, так как непрерывно подходившие отряды бежали бегом к продолжавшим все время кричать солдатам, отчего возгласы стали громче, поскольку кричащих становилось больше. Тут Ксенофонт понял, что произошло нечто более значительное. Он вскочил на коня и поспешил на помощь. Скоро они услышали, что солдаты кричат: “Таласа! Таласа! (Море, море!)” и зовут к себе остальных. Тут все побежали вперед, в том числе и арьергард, и стали гнать туда же вьючный скот и лошадей. Когда все достигли вершины, они бросились обнимать друг друга, стратегов и лохагов, проливая слезы. И тотчас же, неизвестно по чьему приказу, солдаты нанесли камней и сложили большой курган» [33].

Перед ними расстилалось бесконечное синее пространство, и белые барашки бежали по нему навстречу плакавшим от радости наемникам. Это было Черное море. Греки вышли к нему где-то на территории современной Грузии. Теперь они и без проводников знали, куда идти. Они повернули на запад и вскоре добрались до первой греческой колонии – Трапезунда (нынешний турецкий Трабзон).