Но зачем нам знать, как мы думаем, какими способами познаем, как решаем, что правильно или нет и как различать добро и зло? Зачем заниматься самокопанием? На этот вопрос ответить значительно сложнее. Если бы мы задали его самому Сократу, то он, пожалуй, ответил бы, что стремление к «самокопанию», то есть к поискам мудрости, «присуще нашей душе». А если бы мы спросили его, что такое душа, то он очень обрадовался бы: это означало бы, что мы попались на крючок и, сами того не заметив, отправились вместе с ним в долгий путь. Ведущий, правда, не в дальние страны, а в глубины нашего сознания.
Дело в том, что законы мышления точно так же, как и законы физики и математики, существуют независимо от того, хотим мы этого или нет. Камень все равно полетит сверху вниз с определенным ускорением, даже если мы не знаем законы механики или они нам совсем не нравятся. Получается, что лучше все-таки их знать – хотя бы для того, чтобы вовремя отскочить в сторону. Точно так же наше мышление и душа будут вести себя определенным образом и управлять нашими поступками независимо от того, хотим мы, как призывал Сократ, «познать самих себя» или нет.
На определенном этапе развития у человеческого общества возникает потребность в новых видах и формах знания: об окружающем пространстве, себе самом или каждом человеке в отдельности. Так что, даже если бы Ньютон не заинтересовался механикой, а Сократ – человеческой душой, где-нибудь, когда-нибудь кто-то другой написал бы: «Действие равно противодействию» или произнес странную фразу: «Я знаю, что ничего не знаю». Но поскольку это случилосьименно в Греции в V веке до н. э., мы и отправимся туда, чтобы понять, кем были люди, создавшие науку о мысли и о душе. Да и б о льшую часть других наук, которыми с тех пор занимается человечество.
Древняя Греция, а вернее, ее основная, «исходная» часть занимала примерно ту же территорию, на которой расположено современное государство Греция: южную оконечность Балканского полуострова и острова Эгейского моря. Пожалуй, нигде на глобусе не отыскать более изрезанной береговой линии, образующей бесчисленное количество больших и малых мысов, заливов, многие из которых представляют собой удобные бухты, то есть подходящие места для рыбацких поселков. Но на полуострове есть и равнины, благоприятные для ведения сельского хозяйства, а теплый морской климат обеспечивает хорошие урожаи. Хотя древние греки считали себя единым народом – эллинами (и страну свою называли не Грецией, а Элладой), но делились они на множество племен и говорили на разных диалектах, из которых со временем (а точнее, именно в то время, о котором мы рассказываем) сложился литературный аттический диалект, на котором и были написаны признанные произведения греческой классики. Эллинские племена – ионийцы, дорийцы, ахейцы, эолийцы и другие – заселяли Грецию не одновременно, а волнами, при этом воевали друг с другом за плодородные или удобные для поселения земли. Видимо, тогда они мало чем отличались от других племен бронзового века – то есть от тех, кого впоследствии с изрядной долей презрения сами называли «варварами». Но потом все неожиданно изменилось.
Историки и сегодня спорят, почему так случилось, что именно в этой части Европы в VI и V веках до н. э. произошли события, оказавшие такое глубокое воздействие на всю последующую политическую, экономическую и технологическую историю человечества, развитие мировой науки и культуры и формирование того, что сами же греки назвали философией, то есть любовью к мудрости. Среди причин называются и географические, и климатические, и военно-политические условия, в которых оказались греческие племена. Есть версия, которую большинство современных историков отвергают как расистскую: о некой особой генетической одаренности древнегреческих племен. Лев Гумилев считал, что ко всем этим причинам надо добавить и сложный процесс этногенеза, начало которому дал пассионарный толчок , будто бы произошедший вследствие космического облучения мест первоначального расселения эллинов. Пик этой пассионарной активности якобы и пришелся на V век до н. э. Но нас больше интересуют не причины бурного развития эллинской цивилизации, а его плоды.
Скалистые и труднопроходимые горы делят Грецию на небольшие обособленные районы, а благоприятный климат и хорошие условия для выращивания маслин и винограда, рыболовства и прибрежной торговли в древности давали жителям каждого региона возможность обеспечивать себя всем необходимым, не прибегая к помощи соседей. Нужд ы организовывать масштабные работы по строительству и поддержанию в рабочем состоянии сложных оросительных систем не было. Соответственно, не было потребности в насильственной мобилизации больших масс населения. Поэтому, в отличие от Ближнего Востока, сильное единое централизованное государство не возникло. Возможно, это и повлияло на формирование национального характера: вместо привычки повиноваться единому могущественному, часто далекому и непонятному, как Господь, владыке у греков выработались представления о провинциальном, «местечковом», как бы сейчас выразились, патриотизме. В отличие от огромных империй – таких как Ассирия, Вавилония или Египет, – в Греции сложилась так называемая полисная система: множество независимых друг от друга маленьких или совсем крохотных государств. Центром каждого из них был город (полис) – как правило, небольшой, в наше время такой назвали бы скорее поселком. Вместе с прилегающей к нему «сельской» территорией он составлял государство. Чуть позже того времени, о котором идет речь, «отец всех наук» Аристотель в трактате «Политика» даже специально оговаривает максимальные размеры государства: с его самой возвышенной точки (вершины холма или горы) должны быть видны границы. Разумеется, полисы, которым удавалось на какое-то время усилиться, старались подчинить себе соседей. Но даже самые небольшие племена могли успешно защитить себя от агрессоров, перекрывая горные перевалы или вступая в союз с другими полисами для отражения общей угрозы. А если дела шли совсем плохо и противник обладал слишком большим преимуществом в силе, древние греки оставляли свой город, садились на корабли и всем государством отправлялись искать счастья где-нибудь за морем. Находили там удобную бухту, покупали или отвоевывали у местных «варварских» народов клочок земли на побережье, строили город и жили, как и прежде, никому не подчиняясь. Так же они поступали и при возникновении демографических или политических проблем внутри самого полиса. «Лишняя часть» населения или сторонники побежденной партии переселялись на острова Средиземного моря, на Апеннинский полуостров, в Малую Азию, а то и в далекий северный (с точки зрения греков) Крым.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу