Геннадий Бордюгов - Вчерашнее завтра - как «национальные истории» писались в СССР и как пишутся теперь

В 2010 году в центре острых общественных дискуссий оказалось учебное пособие профессоров МГУ А. Барсенкова и А. Вдовина «История России 1917–2009» (3-е изд. М.: Аспект Пресс, 2010). Его обсуждение нередко принимало форму скандала, в который были вовлечены представители СМИ, академической среды, Общественной палаты и блогосферы. Сторонники авторов утверждали, что ценностью текста является национально-государственный фактор. Противники недоумевали, как стало возможным третье издание учебника, в котором оправдываются «казни политических оппонентов» и «государственный антисемитизм», в котором педалируются чуть ли не конспирологические, национал-социалистические теории о вредной роли «инородцев» в истории России.

На заседании Общественной палаты РФ официально констатировалось, что в книге «помимо ряда исторических неточностей встречаются такие одиозные формулировки, как «представители нерусской национальности», чувствуется, по меньшей мере, пренебрежительное отношение к ряду национальностей». Практически во всех СМИ цитировалось выступление Виктора Дашевского, учителя истории, заместителя председателя Московского антифашистского центра. На положения учебника о том, что евреи в основном не воевали в войну, а отсиживались в эвакуации, что более 10 тысяч евреев воевали на стороне Гитлера и поэтому выжили, оппонент привёл такие документальные свидетельства: во-первых, их (евреев) было вдвое меньше; во-вторых, это были венгерские евреи, которых адмирал Хорти сначала насильно мобилизовал как солдат рабочих батальонов, а потом отправил под Сталинград, где они попали в плен…

После заседания палаты Ученый совет Исторического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова решил, что дальнейшее использование учебного пособия по истории профессоров Барсенкова и Вдовина при имеющихся в нем недостатках нецелесообразно, официально было отмечено, что в пособии много фактических неточностей, недостоверных данных, «нередко встречается подбор фактов и цитат под априорные схемы и оценки».

В эволюции национальной идеи как сердцевины исторического познания в эпоху советского социализма явственно просматривается несколько этапов, крупных полос. В первое послеоктябрьское десятилетие формирование «своих историй» происходило в обстановке сотрудничества/заигрывания центра с «туземными» элитами, «коренизации», квазилиберальной языковой политики, что стимулировало процессы образования наций среди крупных этносов. Национальные историографии обрели новую — советскую — идентичность и зачастую разрабатывались под флагом краеведения. Однако уже в это время предпринимаются выборочные акции против «национал-уклонистов». Официальная историография в целом ориентируется на классово-центристские и интернационалистские подходы к проблемам истории. Последняя интересна официальной историографии скорее как история революционных движений масс, как «объяснительная глава» к революционным битвам начала XX столетия, грядущего социального переустройства в рамках мирового развития.

В конце 1920-х годов обнаружилось глубинное противоречие между русским (русскоязычным) научным сообществом центра, олицетворяющим официальную историографию, с одной стороны, и национальными историками — как марксистами, так и «идеалистами», — с другой.

1930-е — начало 1950-х годов — время истребительного удара по национальным элитам и культурам, их последовательного и систематического подавления и сдерживания в обстановке утверждения национал-большевистских приоритетов идеологии. Эти приоритеты, однако, не отменяли колебания идеологического маятника между «национальным» и «интернациональным», «классовым» и «державным». Режим был озабочен поддержанием напряжения в среде творческой интеллигенции. Перевод историографии на позиции великорусской державности сопровождался развалом ленинистской историографии, сформировавшейся в основном в 1920-х годах. Идея «своей истории» в этот период сохраняется скорее в виде сокрытых культурных ориентации и предпочтений, удерживается в «закоулках» и «щелях» национального исторического сознания. Функции национальных историографии, связанные с решением крупных проблем историознания, переходят к официальной советской историографии. В последней не прекращается противоборство «державников» и «революциоцентристов». Попытки политического руководства решительно изменить баланс сил, превратить русскую патриотику в тотальную идеологию и историографию прекращаются после смерти Сталина.