Геннадий Бордюгов - Вчерашнее завтра - как «национальные истории» писались в СССР и как пишутся теперь

Содержание новых учебников по истории России в 90-е годы отличалось от советских «предшественников» тем, что в соответствии с анализом Е. Зубковой и А. Куприянова, в них заметно вырос удельный вес фактического материала, произошел отказ от наиболее тенденциозных интерпретаций событий. Больше внимания стало уделяться истории реформ и деятелям-реформаторам: Петру I, Александру II, П.А. Столыпину, СЮ. Витте, Н.С. Хрущёву и другим. Заметную популярность завоевали так называемые системный и цивилизационный подходы, когда российская история представлялась в общемировом контексте, с одной стороны, а Россия — как особая цивилизация, с другой. Оба этих подхода позволяли расширить границы исторического познания и пресекали сползание в национализм, пропаганду национальной исключительности русской истории, а вместе с тем, и русских. При этом активно обсуждались проблемы русской самобытности и русской цивилизации как общекультурного феномена. Однако история межнациональных отношений являлась одним из наиболее слабых мест в российском историческом образовании, а если национальные сюжеты присутствовали в учебных программах и учебниках, то диаметральность авторских трактовок нередко дезориентировала учащихся.

В учебном пособии для учащихся 10–11 классов «Российская цивилизация и истоки её кризиса», написанного И.Н. Ионовым, можно прочесть: «Представители нерусских национальностей, населяющих территорию Российской империи, презрительно именовались “инородцами”. Царское правительство не желало замечать накопившихся различий в культуре русского, украинского и белорусского народов, зачисляя их всех в разряд “русских” и не считаясь с наличием украинского и белорусского языков. Своекорыстие в национальной политике постоянно умножало противоречия между русскими и украинцами, грузинами, казахами. Однако эти противоречия замалчивались. Напротив, нормой являлось славословие в адрес Российского государства». В учебнике же по истории России для 8–9 классов, подготовленного А.Н. Бохановым, можно найти прямо противоположное утверждение: «Новые территории никогда не разграблялись, население не становилось данником далекой метрополии. Везде сохранялись существовавший до того общественный уклад и привычные нормы жизни… В России не было дискриминации (различия) по национальному или расовому признаку… В XIX веке Российская империя включала сотни племен и народов, каждый из которых сохранил исконные черты, собственную культуру, традиции и обычаи» {91} 91 См.: Ионов И.Н. Российская цивилизация и истоки её кризиса. Пособие для учащихся 10–11 классов. — М., 1994. С. 259; Боханов А.Н. История России (XIX — начало XX века). Учебник для 8–9 классов. — М., 1998. С. 7–9. . Получается, что по первому учебнику на вопрос, являлась ли Российская империя «тюрьмой народов», надо ответить утвердительно, а по второму — отрицательно.

Таким образом, сходные условия освобождения от идеологических догм, стремление обрести национальную идентичность, национальную идею делали историописание и изменение массового исторического сознания в период с 1990–2000 годов практически синхронными. Во всех странах СНГ и Балтии наблюдалась стремительная смена «центричности» в изучении исторического процесса и подаче его общественности. Много усилий тратилось на разрушение мифа о «дружбе народов», на преобладание в научном и учебном материалах конфликтных вопросов в отношениях с центром и соседями. Национальная символика, реставрация языка, смена галереи героев и системы государственных праздников и дат также свидетельствовали о стремлении новых государств создать свою национальную историю со своей картиной мира.

В первом десятилетии XXI века новые политические элиты и национальные историки в основном придерживались трех сценариев. Первый — взвешенное «обновление» историознания, отступление от радикального этноцентризма к синтезированной мульти-культурной истории. Такой путь избрали, скажем, политические лидеры и историки Эстония. Второй путь — сохранение этноцентризма, но с отказом от перегибов и сохранением граней умеренного подхода при обращении к прошлому. По такому пути пошли власти и ученые, например, Азербайджана. Третий — усиление этнонационального радикализма в историознании, историческое мифотворчество, «паннационализм» с прежним акцентом на искусственное удревнение этноса, возвеличивание исторических личностей и событий, которые бы указывали, с одной стороны, на страдальческую составляющую прошлого, а с другой — на силу духа в стремлении обрести независимость. Таков был путь Украины.