Понсон Террайль - Красотка-еврейка (Король-сердцеед, Молодость короля Генриха - I)

- Ты прав! - согласился принц.

- А поэтому будет лучше,- продолжал Ноэ,- если я отправлюсь в Лувр один. Я повидаю Пибрака и предупрежу его.

- Отлично,- сказал принц.- Ну а я в таком случае подожду тебя здесь! - И он указал на кабачок, вывеска которого гласила: "Свидание беарнцев".

В этом кабачке было пусто, только два ландскнехта играли в кости за грязным, засаленным столом. Когда принц вошел, его встретила на пороге хорошенькая девушка лет двадцати в беарнском чепчике. Она спросила:

- Чем прикажете служить вам, благородный господин? Юный принц знал, как сладко звучит родной язык в ушах тех, кто живет вдали от родины. Поэтому он ответил по-беарнски:

- Чем угодно, прелестное дитя мое!

Девушка вздрогнула, покраснела от удовольствия и крикнула:

- Эй, дядя, земляк!

На этот крик из глубины зала выбежал маленький человек лет пятидесяти. Протягивая руку принцу, он спросил:

- Вы беарнец?

- Да, хозяин. Я из По.

- Черт возьми! - крикнул трактирщик.- Здесь, в Париже, все земляки - братья мне! По рукам! ЭЙ, Миетта! - обратился он к девушке в красной юбке, продолжая говорить на родном языке.Принеси-ка нам бутылочку того доброго кларета, который стоит там в углу... Знаешь?

- Еще бы! - смеясь, ответила девушка.- Того самого, которого не полагается ландскнехтам!

- Так же, как и швейцарцам, французам и прочей нечисти,добавил трактирщик, подводя принца к столику и без церемоний усаживаясь против него.- Простите меня,- продолжал он,- я отлично вижу, что вы - дворянин, тогда как я простой кабатчик. Но в нашей стране дворяне не кичливы, не так ли?

- И все порядочные люди одного происхождения! - ответил принц, крепко пожимая руку трактирщика.

- Странное дело,- сказал последний, в то время как Миетта расставляла на столе оловянные кружки и запыленную бутылку с длинным горлышком,- чем больше я смотрю на вас... Надо вам сказать, что в молодости я пас стада в Пиренеях поблизости от Коарасса и нередко встречал красивого дворянина... Ну а другого такого пойди-ка сыщи!.. Это было лет двадцать тому назад, но я мог бы подумать, что это вы сами и были, если бы...

- А кто же был этот дворянин? - спросил Генрих, который при первых словах трактирщика вздрогнул, а теперь улыбался, овладев собой.

- О, это был большой барин...- При этих словах кабатчик случайно взглянул на правую руку принца и сейчас же встал, почтительно снимая свой берет.- Хотя ваша честь и одета в камзол грубого сукна, словно мелкопоместный дворянин,продолжал он,- но... это ничего не значит!

Принц беспокойно оглянулся на ландскнехтов, которые продолжали спокойно играть в кости.

Кабатчик, очевидно, понял этот взгляд, потому что сейчас же надел свой берет и снова уселся на место.

- У этого барина было на пальце кольцо,- продолжал он на беарнском наречии.- Однажды в дождь он укрылся в нашей хижине. Вот он и показал это кольцо мне и моему отцу, сказав:

"Друзья мои, посмотрите на это кольцо. Я сниму его, только умирая, и тогда отдам сыну. Пусть же всякий житель Гаскони и Наварры признает его по этому кольцу!" - Того барина звали Антуан Бурбонский, ну а так как я запомнил кольцо и вижу его вот на этом самом пальце...

- Молчи, несчастный! - шепнул принц.- Ты узнал меня, это хорошо, но... молчи!

В это время ландскнехты кончили играть и, расплатившись, тяжело вышли из кабачка.

Трактирщик встал и сказал, отвешивая почтительный поклон:

- Ваше высочество, такой принц, как вы, не наденет камзола из грубого сукна и не заберется запросто в простой кабачок без соображений политического свойства. Но будьте спокойны! Я не пророню ни словечка о том, что признал ваше высочество, и это так же верно, как то, что меня зовут Маликаном, и как я дам колесовать себя за члена вашего дома!

- Да сядь же,- сказал ему принц.- Ведь мой отец разрешал тебе сидеть в своем присутствии. Так вот, присядь и давай поговорим. Ты можешь дать мне кое- какие сведения. Приходилось тебе видеть короля?

- Ну еще бы! Ведь Лувр-то совсем близко от моего заведения, только по другую сторону!

- Каков король собою?

- Король-то? Коли говорить откровенно, странный он государь! Всегда нелюдимый вид... Вечно он болен, взволнован... Говорят, что сам-то он очень добрый, но вот... королева-мать доводит его до жестокости и бешенства...

- Ну, а... его сестра?

- Принцесса Маргарита? Вот что, ваше высочество: вы уж позвольте мне говорить с вами так же открыто, как приходилось, бывало, с вашим покойным батюшкой! Позволите? Да? Так вот, иной раз мне приходят в голову странные мысли. Вижу я, например, что ваше высочество соблюдает инкогнито, и вспоминаю, как наш земляк, капитан Пибрак, рассказывал вот в этом самом зале другому военному, что в Лувре поговаривают насчет брака Маргариты Валуа и Генриха Наваррского!