Виктор Суворов - Беру свои слова обратно

В кабинет Сталина входят авиационные конструкторы Яковлев, Ермолаев, Ильюшин, Петляков, Поликарпов, Таиров, Сухой, Лавочкин. Не все сразу. У Сталина — индивидуальный подход. Даже Микояна принимал отдельно, а через два месяца — Гуревича. Хотя МиГ — это единый и неделимый Микоян и Гуревич. Но Сталину надо послушать каждого в отдельности. За конструкторами самолетов — конструкторы авиационных двигателей Микулин и Климов. Вот в узком кругу Сталин беседует с самыми знаменитыми летчиками, затем с высшими авиационными командирами. Тут же — снова с конструкторами самолетов и двигателей.

Редко найдешь день, когда в кабинете Сталина не побывал бы нарком авиационной промышленности А.И. Шахурин. Иногда глаза протираешь: Шахурин и снова... Шахурин. А это он просто в сталинский кабинет по два захода в день делал. Часто Шахурин не один, а с заместителями Дементьевым, Ворониным, Баландиным. Тут же и директора крупнейших авиационных заводов. И генералы — непрерывной чередой.

Нарком вооружений Ванников — частый гость.

И вдруг — некто Москатов. Разговор с ним — за полночь. Кстати, в этот день, 4 октября 1940 года, Сталин уже переговорил в своем кабинете с наркомом обороны, начальником Генерального штаба, начальником Главного артиллерийского управления, тремя заместителями начальника Генерального штаба, наркомом вооружений, начальником Главного управления ВВС, конструкторами Таубиным, Шпитальным и Шпагиным. День не особенно напряженный. В списке только 20 человек. И последний — Москатов. Кто же такой? Нет такого среди генералов. И конструктора такого вроде не было. Москатов, Москатов... А ведь где-то такой встречался. Ну-ка по справочникам пройдемся. Ах да! Петр Григорьевич. Как же, как же. «...С октября 1940 нач. Главного управления трудовых резервов при СНК СССР». Вот оно что.

С 3 октября 1940 года в Советском Союзе обучение в высших учебных заведениях и в старших классах обыкновенных школ стало платным. Вводилась эта мера в связи с тем, что благосостояние трудящихся ужасающе повысилось и деньги трудящимся все равно девать некуда. По просьбе этих самых трудящихся родное правительство им подарочек подбросило. Мгновенно школы опустели. Чтобы миллионы подростков зря по улицам не шатались, для них были открыты особые «учебные заведения». При военных заводах. В эти «учебные заведения» забирали, не спрашивая хотения. По мобилизации. Побег несовершеннолетних пацанов и девчонок из «учебных заведений» карался по всей строгости Уголовного кодекса. «Учебное заведение» давало профессию. Не ту, которая нравится, а ту, которая в данный момент требуется данному танковому или оружейному заводу. «Обучение» предусматривалось не простое, а «в сочетании с выполнением производственных норм». Потом за это «обучение» надо было с любимой Родиной расплатиться — четыре года отпахать на родном заводе без права выбора места, профессии и условий работы. Забирали в «учебные заведения» с 14 лет. Срок обучения 1-2 года. Значит, расплачиваться надо было начиная с 15-16 лет. А там и в армию загребут.

Вся эта система принудительного труда миллионов подростков именовалась термином «трудовые резервы». Править этой производственно-тюремной системой товарищ Сталин поставил товарища Москатова Петра Григорьевича. И, ясное дело, немедленно вызвал ночью на инструктаж...

На следующий день в сталинском кабинете снова нарком обороны, начальник Генерального штаба, его заместители, начальник Главного артиллерийского управления...

Но вот в мрачном военно-промышленном царстве блеснул светлый лучик. Товарищ Сталин думает и о прекрасном. 29 июня 1940 года в кабинете Сталина писательница Ванда Василевская. Разговор 45 минут без свидетелей. 8 октября — снова она. Разговор 2 часа 5 минут. Сначала присутствовал Хрущев. Затем разговор продолжался без свидетелей. Мы снова не знаем, о чем они говорили. Но интересно полистать газету «Правда» и почитать пламенные статьи Василевской о том, что буржуям-кровопийцам недолго пить рабочую кровь, что несчастным пролетариям Европы недолго осталось греметь цепями в капиталистическом рабстве. Если сравнить даты встреч Василевской со Сталиным и даты публикаций ее пылких статей, то четко проявляется причинно-следственная связь.

А вот в кабинете Сталина еще один писатель. Товарищ Шолохов. Присутствует Молотов. Разговор 1 час 10 минут. Но тут товарищ Сталин дал маху. Пустой номер. Тяжел на подъем был писатель Шолохов. Результатов встреч со Сталиным не ищите. Не разразился Шолохов ни серией страстных статей, ни памфлетом, ни басней. Переписать чужую рукопись — пожалуйста. А вот чтобы самому что-нибудь сообразить, так это увольте. «Великому писателю, нобелевскому лауреату М.А. Шолохову газетное дело давалось нелегко. „Особенно остро я ощущал это, — признавался он биографам, — во время Отечественной войны. По характеру не могу скоро писать. Никакой я не газетчик. Нет хлесткой фразы, нет оперативности, что так необходимо для мобильной газетной работы“. В „Красной Звезде“ полковой комиссар, а позднее полковник Шолохов никогда не получал конкретных заданий. Его просили писать о том, что на душу ляжет» («Красная звезда», 18 декабря 2003 г.). Но ничего на его душу так и не легло.