Виктор Тихомиров - Золото на ветру

- Вам, любезный граф, от меня одного только нужно, вы хуже Котовского!

- А Котовский, княгиня, не так уж прост! - осадил ее граф, помня, что лучшая оборона - нападение, - я даже не берусь с ним равняться. Он, того гляди, в народные герои выйдет. А я что? Обо мне песен не сложат, - граф загрустил, притулился к дверному косяку, таких как я, сударыня, вы, с вашей-то ножкой, нанизывать можете десятками, ровно карасей на кукан...

- Вы, противный графишка, циник и пошляк! - продолжала кипятиться княгиня.

- Нет, позвольте! Ежели я циник, то уж никак не пошляк, возражал граф, - или, коли вам угодно настаивать на втором пункте, что то есть я пошляк, - тогда не соглашаюсь на циника. Поскольку и честно и прямо заявляю, что хочу вас... осязать, то, пожалуй, я циник, но остаюсь благороден. А вот ежели стану врать про чувства, читать стишки о розах, или того хуже - идеями спекулировать в вашу пользу, вот тут я стану точно - пошляком и вдобавок выйду подлец! Выбирайте, что лучше!

- Это вам, граф, - взвизгнула княгиня, - пора выбрать - кого вы больше любите, - меня или благоверную свою!

- Больше, - потупился граф, - жену. Но сильнее - вас, графиня! вскричал он, падая на одно колено и широко отводя руку. На это княгиня только плюнула на пол и ушла, презрительно дергая турнюром и гремя юбками, мимо Лепы, исполнявшего роль пустого места или каменного изваяния.

- Так вы женаты? - справился Леопольд по уходу женщины.

- Якобы, Леопольд, якобы. Мое имя всегда окружено легендами и ... дымкой.

- Пойдемте ужинать, сегодня у нас дупеля!

XXII

Замечательно ярки и прямы были солнечные лучи. Бриллиантовым блеском били по глазам витые сосульки. Воздух прозрачный и чистый, как хрусталь, сам, без помощи ноздрей и рта, заполнял до отказа грудь. Откуда-то доносились неслыханные звоны и пение таинственных хоров. Лепе казалось, что это сирены с далеких островов манят его к себе, чтобы соблазнить и испытать. Колени его нетерпеливо подрагивали. Мысли и мечты мешались и путались, не давая покоя ногам, и он вынужден был носиться кругами по комнате всякую минуту досуга, чтобы прийти в себя и продолжить рабочие размышления, более глубокие, чем у бандитов.

И Чижа стало не узнать. Откуда-то взялся бархатный голос, округлое брюшко и борода подковкой. Глаза он от Лепы прятал. Дома показывался редко, из чего выходило, что на будущее его планы сильно переменились против прежнего.

По этим причинам, как только все трое очутились вместе, Лепой и был объявлен совет. Совет был коротким и категоричным. Каверзнев ехал на юг к Терентию и звал с собой графа:

- Вам, граф, как репортеру теперь самое место на флоте! Не то или сопьетесь, или... Вот уж там действительно материал! А у Котовского всю жизнь на хвосте не просидите. Терять вам совершенно нечего, - агитировал он, - рядовым вас не сделают, а в офицерской жизни ест много блестящих сторон. Одна только форма флотская дорого стоит. Якорей одних целая пропасть! Резерв ваш сильнее только вас полюбит. И перо отточите на морской теме, будет как жало! Ну?!

Граф помалкивал, пощипывал бакен, потом поднял голову:

- А чиж?

- Чижик, мне кажется, прикипел к своей клубной жизни, пускай еще потешится. После, если надумает, найдет нас на южном флоте. А, Чиж? Лепа вопросительно посмотрел на Чижа. Тот заерзал, достал зачем-то перо, принялся им чиркать по листу бумаги:

- Да, пожалуй, наверно, видимо, скорее всего, что так и выйдет, может быть... Я постараюсь.

Лепа покивал головой и опять обратился к графу:

- Ну же, граф?!

- Да я, собственно, не прочь. Действительно, черт возьми! - граф подошел к окну, расправил плечи. - Смотаться что-ли на море? Решено, еду! - граф обернулся. - Но не теперь. Недели две еще нужно задержаться - дело чести.

- А я еду немедленно! Получу жалованье и в путь, - закрыл совет Леопольд.

Тут же затеялся прощальный ужин. Позвали некоторых знакомых, принесли граммофон с пластинками Федора Шаляпина, и чуть не до самого утра вздрагивали за стенами соседи от их буйных голосов, посудного звона и хватающего за сердце шаляпинского баса.

XXIII

Весть о скором отъезде Каверзнева быстро разнеслась повсюду, проникнув в самые отдаленные и темные закоулки городских трущоб.

Преступный мир ликовал. Воры и разбойники ходили с просветленными ликами и при встрече перемигивались, спрашивая друг друга:

- Что, брат, точно Каверзнев едет?

- Точно! Сам слыхал, - крестился встречный.

- Уж скорее бы...

Желая ускорить это событие, бандиты устроили в своем кругу специальную подписку. В подписке приняли участие даже бомбисты. Каверзнев, как оказалось, и им стал поперек пути. Бомбисты сообща договорились неделю просидеть на хлебе с квасом и временно снизить себестоимость своих самоделковых бомб за свет убавки вложений пороху, укорочения бикфордовых шнуров и более прицельного метания.