Виктор Тихомиров - Золото на ветру

"Федя, хоть ты и сволочь..."

Следуя желанию отвлечься на постороннее, перевести перед смертью дух, Харитон дочитал документ до конца...

В сознании его сверкнула молния. Он перечел сызнова и в мозгу его прокатился гром.

- Гардины, гардины! - твердил он, носясь по комнате, - с кистями и цацками! - еще ахнул он. - Идиот и сын идиота! - бил он себя обоими кулаками в лоб, - как это она долежала до этих пор?

Бросив ломать голову, Шерстюк бросился вон со двора. В один миг к нему вернулись все его прежние качества. Прыгая через три ступеньки, он мигом достиг улицы. Там отпихнув подростка, он завладел велосипедом "Орленок" и, растопыря колени, помчался вслед пионерскому звену.

В ушах его гремела знакомая с детства хоровая песня: "Орленок, орленок, взлети выше тучи..."

Тучи были тут как тут, кудрявились, набиваясь между крыш и заслоняя небо.

XVI

Черт знает сколько прошло времени с тех пор, как Леопольд застрял в коридорной расщелине. Во всяком случае, он давно уже ни о чем не думал, кроме еды, и едой ему казалось уже многое, включая кошек и мышей, стало быть прошел не один день. Инспектор застрял до того удачно, что всякая попытка выбраться приводила лишь к дальнейшему застреванию. Вскоре совсем нельзя стало пошевелиться.

В этой ситуации, когда совсем затекло и онемело туловище, голова Каверзнева заработала в том направлении, что или помирать, или выдумать новый план надо. Пожалуй, теперь вернее было не стремиться наверх, а дернуться как-нибудь особо, прогнуться, да и провалиться окончательно хоть в самые тартарары, туда, откуда тянуло сквозняком.

Собрав остатки энергии и припомнив некоторые героические сюжеты из истории, Леопольд принялся извиваться змеем и судорожно биться в своей щели, пока с радостью не отметил, что край ее совсем скрылся из глаз, ноги же повисли в пустоте, перестав встречать препятствия.

Пожелав быть тому, что будет, Леопольд дернулся еще раз и провалился во тьму, в самые тартарары, куда так стремился...

XVII

Пролетев некоторый путь и почти ни за что не задев, Лепа мягко шлепнулся на кучу теплой золы. Тут же поднявшись, он обнаружил, что находится внутри камина с низкой кованой решеткой.

Глазам его открылся вид на небольшую залу с лепным потолком, полную молодыми людьми в гимназических мундирах. Некоторые из них тут же обернули к Лепе свои лица, привлеченные произведенным шумом. Кое-кто, впрочем, тут же отвернулся назад, как бы не желая видеть упавшего.

Леопольд решил было, что попал на съемки исторического фильма, но не найдя признаков кинооборудования, мучимый невыносимым голодом, решил ни о чем не думать, а добыть сперва еды.

- Господа! - обратился он к собранию, желая сострить. - Нет ли тут буфета?

- За углом буфет, - неохотно буркнул ему толстый, угреватый гимназист и, крестясь мелким крестом, зашипел вслед. - Охранка совсем обнаглела, везде шпионов сует, скоро из-под столов полезут.

Леопольд, спохватившись, засунул в карман стиснутого все это время в руке Маузера, затем отряхиваясь и одновременно борясь с головокружением, поспешил к буфету.

В коридоре толкались гимназисты, и, сбившись кучками, на полном серьезе судили и рядили о кадетах, эсерах и прочих старинных партиях. Такое могло сложиться впечатление, что назревали выборы в условиях многопартийной системы.

Леопольд совсем очумел от происходящего: откуда бы взяться партиям, да еще прежнего вида? Опять же форма, гербы...

Тут к Лепе подрулил очкастый юнец с трепавшимся в руках списком:

- Вы за кого голосовать думаете?

- Но это же мое личное дело, - нашелся Лепа.

- Да я по-товарищески спрашиваю, - настаивал очкастый, держа наготове перо.

- За большевиков тогда, - отрубил Лепа.

- Каких таких большевиков? - озадачился юнец и уткнулся в список. Лепа же, не в силах более мешкать, устремился к вожделенному буфету, легко отбросив все политические мысли, но будто со стороны дивясь на себя самого: тут впору было уму за разум зайти, а он ничего... ищет где бы пожрать, как будто так и надо.

Буфет встретил Каверзнева плакатом над дверью. Плакат был такой, какими обыкновенно бывают плакаты из недорогого казенного кумача, но на этом, в окружении двух православных крестов, белела надпись: БОЖЕ ЦАРЯ ХРАНИ.

- Вот так раз! - подумал Леопольд, едва не ахнув. - Ну и ну, продолжил он мысль, но тут же отослал все к черту и вошел в помещение.

Помещение удивило чистотой и уютом. Даже стопки газет и журналов находились на некоторых столах, маня затейливым шрифтом и цветными иллюстрациями.