В то же время мы считаем, что «октябрьская революция» в Сербии имела двойственную природу. Только с одной стороны она была последней из тех «бархатных революций», которые начались еще в 1989 г. С другой – она открывала череду новых революций на постсоциалистическом пространстве Европы. Фактически это было второе издание «бархатных революций», то есть революции в тех странах, где преобразования оказались половинчатыми и не решили задач первых «бархатных революций». Это – так называемые «цветные» или «электоральные» революции начала XXI в. Ведь точно по сербскому сценарию произошли затем «революция роз» в Грузии и «оранжевая революция» на Украине. В какой-то степени созвучны им и события, приведшие несколько раз к смене власти в Киргизии.
Общее между двумя типами «бархатных революций» – протестное выступление масс на основе соединения демократии и национализма. Особенность же революций начала XXI в. состоит в том, что они проходят во время выборов. В конце прошлого века именно многопартийные выборы были главным завоеванием оппозиции и механизмом смены власти во многих восточноевропейских странах. Попытка пересмотреть или даже ликвидировать это завоевание часто оказывается последней каплей, переполняющей чашу терпения. Происходящие в момент выборов «электоральные революции» призваны покончить с коррупцией и бюрократическим произволом новых властей, с социальной незащищенностью и вопиющим расслоением, с кичливыми сверхдоходами правящих кланов, часто строящихся по семейному принципу [185].
При желании можно найти еще довольно много отличий между первым и вторым изданиями «бархатных революций». И все они проявились еще 5 октября 2000 г. в Белграде. Это, например, и выход на авансцену событий молодого поколения, абсолютно аполитичного в 1989 г. В частности, в Сербии отличилась молодежная организация «Опора», в Грузии – «Хмара», на Украине – «Пора». Это и несравненно большая помощь новым оппозиционерам со стороны Запада, для которого революции 1989 г. были в определенной степени неожиданными. Теперь же все изменилось. Революции происходят на западные деньги и по жестким западным лекалам [186]. Отсюда и поразительное сходство революционных сценариев в Сербии, Грузии и на Украине. Однако понятно, что если бы условия для таких революций не созрели, то не помогли бы никакие никакие денежные вливания.
Причем эти «бархатные революции» призваны решить качественно новые задачи, а не только привести к смене власти. Они направлены не только против «бюрократически-авторитарного режима и кланового капитализма». Не исключено, что эти революции приведут к «смене не только лидера, но и принципов построения государства, то есть переходу от монополизма к плюрализму и расчленению власти» [187].
Другими словами, «цветные» или «электоральные» революции начала XXI в. призваны, во-первых, доделать то, что не было доделано «бархатными» революциями 1989 г. Именно поэтому они и происходят в относительно менее развитых государствах – на Балканах и постсоветском пространстве. Во-вторых, «цветные революции» нацелены на разрешение противоречий, которые появились уже в период постсоциалистической трансформации, «приобрели устойчивый характер и стали оказывать сдерживающее влияние на дальнейшее развитие» [188].
И если для центральноевропейских Польши, Чехии, Словакии и Венгрии для проведения постсоциалистической трансформации хватило, по-видимому, одного революционного импульса, то для Сербии и некоторых постсоветских государств понадобились новые революционные потрясения.
В России (сначала как части Советского Союза) таких потрясений было два. Это, во-первых, августовский путч 1991 г., в результате поражения которого рухнула коммунистическая монополия на власть; а во-вторых – события сентября-октября 1993 г., покончившие с советской организацией этой власти. Соответственно, можно предположить, что для бывших советских республик Средней Азии будет недостаточно даже двух попыток. Ничего необычного в этом нет. Вспомним, что для многих государств Западной Европы в свое время при утверждении буржуазного строя понадобилась целая серия революций. Самый хрестоматийный пример дает французская история.
Для Сербии возможность новых революционных потрясений также не исключается, хотя это отнюдь не доминирующий вариант развития. В цивилизационном плане она все-таки принадлежит совсем другому региону. Однако ситуация в Сербии отягощается тем, что страна «находится сейчас в положении государства, которое потерпело поражение в войне и часть территории которого оккупирована». Поэтому у Сербии «значительно ограничена возможность маневра для деятельности как на внешнеполитическом, так и на внутриполитическом направлении» [189]. Понятно, что при невозможности нормального эволюционного развития всегда резко увеличивается шанс революционных потрясений.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу