Фолькер Райнхардт - История Швейцарии

Столь же значительно расходились оценки и в ходе диспутов по государственно-правовым проблемам. Цюрихские юристы апеллировали к тому, что правовые нормы союзной структуры ограничивали свободу действий отдельных членов союза, в то время как Швиц представлял противоположную позицию. Для обеих сторон это означало полный пересмотр позиций, занятых двумястами годами раньше. За этими спорами стояли различные представления о праве и судопроизводстве в целом. В сельских местностях Центральной Швейцарии как для социального базиса большой семьи, так и для политики определяющую роль играли третейские процессы, с помощью которых обреталось право в публичной процедуре. В городах же преобладало применение гораздо более дифференцированного римского права. В конкретном случае упомянутого выше конфликта эти контрасты выразились в том, что Швиц отверг предложение Цюриха разрешить спор в конфедеративном судебном разбирательстве как недопустимое вмешательство в свои внутренние дела. На таком фоне пропаганде обеих сторон было легко действовать. Она изображала сценарии угроз и ссылалась на основные конфедеративные ценности, отказывая противнику как в них, так и в чести. Короче говоря, война представлялась в качестве единственного средства, способного восстановить нарушенный порядок.

Ее быстро выиграли католические кантоны. С офицерами, проверенными на службе в качестве ландскнехтов, они выступили против плохо организованного ополчения Цюриха и Берна. В битве под Вильмергеном 24 января 1656 г. реформатская сторона потерпела сокрушительное поражение. Его причина крылась не только в недостаточном боевом опыте, но и в отсутствии единства между политическим и военным руководством. Кровавая борьба между швейцарцами стала почвой для быстро распространявшихся жутких известий. Победителям-католикам ставили в вину зверскую жестокость, они же рассматривали свой триумф как вознаграждение за твердость в вере. Моменты общности оказались исчерпаны как никогда ранее. Нейтральным кантонам Базель, Фрибур, Шафхаузен и Золотурн, а также французскому послу пришлось вести тяжелую посредническую работу. Мир, заключенный 7 марта 1656 г., снова оказался приемлемым, в основном подтверждая существовавшую ситуацию, а тем самым явно и позицию Швица, согласно которой отдельные кантоны суверенны без ограничения. Но и это соглашение не могло привести к длительному примирению. Дело было не только в том, что цюрихцы, несмотря на мягкие условия, чувствовали себя униженными. Помимо того победа под Вильмергеном фиксировала такие политические отношения, которые приходили во все более резкое противоречие с ведущим экономическим и культурным положением реформатских городов. Да и католические кантоны вовсе не были объединены триумфом, как показали последствия. А именно: Швиц обвинил коменданта Ури, Себастьяна Цвиера фон Эфибаха (1589–1661) (тот, сражаясь на католической стороне в Тридцатилетней войне, дослужился до фельдмаршал-лейтенанта габсбургских войск), в предательстве и вызвал обвиняемого на свой суд. Ури, естественно, отверг это требование как нарушение суверенитета сословий, только что подтвержденного в мирном договоре.

Роль французского посла в мирных переговорах позволяла предчувствовать последующие внешнеполитические ориентации. Так, в 1663 г. в Париже пышной церемонией было отпраздновано заключение союза всех швейцарских кантонов с французским королем Людовиком XIV. Этот союз обновил старые соглашения о поставке наемной военной силы и в то же время символизировал разницу в ранге сторон, подписавших договор, никогда не проявлявшуюся ранее столь отчетливо в подобного рода торжествах. Король, о чем явно свидетельствовало дорогостоящее празднество, претендовал на превосходство в славе пред всеми остальными коронованными особами и милостиво позволил швейцарцам принять участие в его чествовании. Параллельно с этим французский посол стремился привязать к короне решающие круги швейцарских элит и тем самым обрести определяющее влияние на тагзатцунг. Подобную вербовку предпринимал и императорский посланник. Успех соответствующих усилий зависел не только от радостной готовности раскошелиться, но и от способности вчувствоваться в умонастроения, то есть от тонкого чутья, позволяющего сохранять репутацию как дающей, так и берущей стороны.

Но политическая вербовка осуществлялась не только с помощью денег и ценных подарков. В этих целях использовались и идеи. Не только короли и послы, но в дальнейшем и модели нации конкурировали друг с другом за благосклонность швейцарских элит. При этом французский образ Швейцарии, определяемый аристократическими ценностями, ориентированный на участие в придворной культуре и на дворянские почести, наталкивался на противоположную концепцию, исходившую из Германии и Нидерландов. Она клеймила аристократический образ жизни Франции как декадентский и вместо этого превозносила как нечто обязательное эквиваленты старошвейцарской солидарности, простоты и способности владеть оружием. Усилия швейцарских интеллектуалов, самым тесным образом соединенные с этими импульсами, продолжались. Их цель заключалась в том, чтобы из секуляризованных передвижных декораций разного происхождения создать некий идентификационный образец, который, преодолевая конфессиональные границы, восхвалял бы дружбу, добродетель, ученость и политическое благоразумие в качестве основных ценностей нации.