Федор Тютерев - Необыкновенные приключения юных кубанцев

- Курт, зачем ты так!.. - упрекнула супруга. - Уж не заподозрил ли ты в них большевистских шпионов?

- Извини, Ирма, но очень уж все это выглядит подозрительно...

- Ты же еще ничего...

- Как-то странно получается, - не дал он ей договорить: - ехали в Германию на заработки - так, по крайней мере, считали их родители - и при этом снабдили такой суммой в марках... Или сестра сказала мне неправду?

- Я объясню, откуда у нас эти деньги, - отвечала Марта без тени растерянности. - Позвольте рассказать все по порядку.

Хозяин промолчал, и не только, видимо, потому, что как раз отправил в рот кусок бифштекса; а она продолжила:

- Начну с ответа на "где". Случилось это недалеко от города Краснодара. Слыхали о таком?

- Разумеется. Продолжай.

- К середине августа мы оказались в оккупации. А через месяц на железнодорожной станции, вблизи которой мы с ним, - кивнула в сторону Андрея, без стеснения уплетавшего все, что подсовывала ему Грета, - тогда жили, ваши сформировали состав из десятка вагонов, груженных зерном, картофелем и еще не знаю чем. Как узнали мы позже от вашего папы, продовольствие предназначалось для нужд армии в тех местах; мы же сперва думали, что для отправки в Германию.

- Вы - это кто: ты и твой брат? - потребовал уточнить Курт.

- Не только: в вагоне нас было около тридцати человек.

- Ты что-нибудь понимаешь? - бросив взгляд на жену, Курт нервно отложил вилку и нож, с помощью которых управлялся с бифштексом.

- Да, я, извините, немного забежала вперед, - спокойно поправилась рассказчица. - Сейчас поясню. Но сперва хочу снять грех с души.. Я вам, посмотрела в глаза Ирме, - сказала, что мы с Андрэ брат и сестра, но это не так... Просто мы с ним были соседи и давно дружим. И так получилось, что последнее время он остался жить на хуторе - это небольшое, в несколько десятков дворов поселение - а мы с мамой и дедушкой переехали в большую деревню, километров за семь. Четырнадцатого сентября он пришел к нам, чтобы поздравить меня с днем ангела. А на другой день, когда я пошла его проводить, мы попали в облаву, устроенную властями, чтобы набрать подростков. Нас и еще около трех десятков мальчиков и девочек взяли на рынке, отвезли на железнодорожную станцию и там заперли в пустом вагоне. Затем этот вагон поставили впереди паровоза, а с боков метровыми буквами написали слова "ДЕТИ". Теперь понятно?

- Продолжай, - кивнул Курт.

- Сделали это для того, чтобы обезопасить состав от партизан: командование было уверено, что из-за детей партизаны - я слышала это своими ушами - не пустят его под откос...

Словом, Марта подробно и правдиво, как того и требовал хозяин, рассказала то, что известно читателю по первой части романа. Опустила лишь случившееся с тремя девочками: язык не повернулся говорить о таких постыдных вещах.

Вслух не реагируя на услышанное, Курт больше "каверзных" вопросов не задавал, и у нее скаладывалось впечатление, что удастся развеять его сомнения и недоверие. Умела сдерживать эмоции и Ирма; не умела делать этого только Грета. По натуре впечатлительная и справедливая, она то гневно отзывалась о своих соотечественниках, то ругала партизан, то тут же их хвалила или оправдывала действия; брат к этому относился спокойно, по крайней мере, внешне.

Гуманный поступок деда, напоившего заложников водой и поделившегося хлебом, она горячо одобрила, добавив:

- Наш дедушка - добрейшей души человек! За это и бережет его бог в этой вашей страшной России.

Услышав, что в свинцовом ливне за каких-нибудь пару минут от партизанских пуль полегло столько народу, большинство которых - ровесники деда, она, всхлипывая, пожалела:

- Бедные!.. За что, спрашивается?..

Убийство по приказу комиссара тяжелораненых вызвало гнев:

- Негодяй! Разве ж это по-человечески?..

Гнев вскоре уступил место уважению - после того, как он и его подчиненные обошлись с дедом более гуманно:

- Не такие уж они и звери, как нам тут внушают!

Подробно остановилась Марта и на допросе в каптерке, где Отто рассказал о своем коммунистическом прошлом. Для нее важно было выяснить, действительно ли зять исполняет свои гестаповские обязанности только в силу необходимости подчиняться сложившимся обстоятельствам. Но Курт свои чувства не афишировал. Лишь однажды, услышав, что Отто сообщил о его принадлежности к гестапо, заметил:

- Этого можно было и не говорить.

- А вы знаете, так же сказал и комиссар мне. И даже велел предупредить - правда, не от своего имени - чтобы он таких подробностей избегал в дальнейшем. Иначе, сказал, знание русского может и не понадобиться. На что Грета, хорошо, видимо, зная родного брата, заметила: