Против ожидания, "норовистая" послушно следовала сзади. На подходе, завидев издали сарай, так дернула веревку, что та выскользнула из руки, бедолаге не терпелось, видимо, скорее укрыться и от назойливых насекомых.
Тропинка, по которой поднимался Андрей, пролегала по меже между огородом и полосой акациевой поросли, неширокой и негустой, с выкошенной между деревцами и сложенной в копешки травой. Сразу за акациями - хуторской проселок, за ним, до самой гравийки простиралось подсолнуховое поле.
У самого двора заросли акации словно бы расступились, дав место небольшому кудрявому терновничку. Сюда и завернул Андрей разгрузить карманы.
Нескольких кур, устроившихся здесь в холодке, появление постороннего нимало не потревожило: они продолжали шебуршиться в небольших углублениях, обдавая себя измельченным черноземом. Их предводитель и охранник - высокий, стройный петух с пышным малиновым гребнем и длинными сережками, в ярчайшем оперении - встретил чужака настороженным "кок-коко!", похожим на "стой, кто идет!". Затем смело подошел ближе, посмотрел одним оком, другим и громко прокудахтал. Андрей понял это как приветствие.
- Здорово, Петя, здорово, - сказал, выстругивая более приличную чеку для закрепления штанов. - Ух, какой ты красавчик!
В ответ на похвалу красавчик приблизился на расстояние вытянутой руки и кудкудахнул еще раз. В это время во дворе показалась Марта, и он, сняв с шеи прящ и повесив на сучок, выбрался наружу. Петух недовольно пробормотал что-то вслед.
Посреди двора, огороженного от улицы плетеным ивовым забором, завис на четырех деревянных столбиках и печной трубе, увенчанной старым, без дна, ведром, покатый навес летней кухни. Под ним на столике Андрей увидел другое ведро - новое и еще мокрое, и теперь только ощутил шершавую сухость во рту.
- Ты че, так и пойдешь? - удивился, найдя помощницу непереодетой; поискал глазами кружку, - А чем бы напиться?
- Напейся из ведра, Машка не брезгливая. Она уже в сарае?
- Ага, - переведя дух, подтвердил, напившись. - Вырвалась и галопом в холодок. А ты здря меня не послушалась!
- Правильно не "зд-ря", а "зря", - поправила она произношение. - Если ты насчет длинного рукава, то не беспокойся: прихватила и себе, и для тебя. Держи, - передала хозяйственную сумку. - Напою дерезу - и бежим.
- Мама знает, куда ты и с кем?
- Ее нет дома, а дедушка разрешил и даже похвалил.
- Я заскочу к нему на секунду, - предупредил Андрей, но в это время тот сам показался из сеней; подслеповато щурясь, приблизился.
- Здрасьте, деда! - первым поздоровался гость.
- Это ты, Андрюшка... А я сразу не понял, о каком Андроне речь. Тебя и не признать - так загорел да возмужал. Здравствуй, - подал он руку - Отчего не заходите?
Годы-невзгоды густо посеребрили голову, оставив нетронутыми лишь густые брови, из-под которых все еще молодо улыбались добрые голубые глаза. Под этим сызмалу знакомым взглядом Андрею стало неловко: вспомнил, что давно собирался, да так и не удосужился навестить уважаемого человека.
У старика было довольно необычное имя - Готлоб. Взрослые добавляли к нему слово "дед", а мальчишки звали просто Деда. От родителей Андрей знал, что Деда с дочерью, зятем и внуком Рудиком живет на хуторе Дальнем со дня основания здесь лет двенадцать тому назад его южной окраины. Эта смешанная (отец у Рудика русский), но очень дружная семья в числе других переселенцев из Ставрополья прибыла на Кубань накануне коллективизации. Вместе с казачьей беднотой создавали колхоз, назвав его "Путь вперед". Жизнь поначалу не заладилась: страшная голодовка 1933 года унесла многие жизни, особенно детские. Андрею, Рудику и еще четверым их сверстникам суждено было выжить.
Перед войной Деда несколько лет сторожил колхозный сад, и ребятам дозволялось приходить сюда "помогать". Веселое, счастливое было время! Фрукты, ягоды с весны и до поздней осени - ешь хоть лопни. А что за удовольствие носиться в догонялки, по-обезьяньи сигая со ствола на ствол, с ветки на ветку в высоких густых фундуках!
И после дружба его с ребятами не прекращалась: располагая свободным временем пенсионера, мастерил ребятам ивовые кубышки для рыбалки в лимане, раколовки (ерик кишел раками), научил многих вязать сетки. Если добавить к сказанному, что Деда любил ребят наравне с родным внуком, станет понятно, почему гость чувствовал себя смущенным.
- Собирались, Деда, да все как-то... - произнес он виновато.
- А я, признаться, по вас крепко соскучился...
Читать дальше