Федор Тютерев - Необыкновенные приключения юных кубанцев

- А ты разве на похоронах не будешь?

- Хотелось бы проводить в последний путь, Варя была мне как сестра. Но завтра коров пасти, подошла наша очередь.

- А листовки принес? Маму мне уговорить удалось. Насилу упросила.

- Передай ей большое спасибо, скажи, что никто не узнает, чья работа.

-Я ей за тебя поручилась.

На верхушках акаций догорали последние отблески уходящего на покой светила. Андрей достал из кармана часы посмотреть время.

- Спешишь? Сколько натикало?

- Уже девять с четвертью.

- А я кольцо отдала маме. Она сказала, после войны сделаем из него красивые сережки.

- Мар-та! Ужинать, - позвали от сеней.

- Иду-у! До свидания, - убежала с листовками в руке.

... Примерно раз в месяц подходила очередь пасти череду. Повинность для ребят привычная, нетрудная и в хорошую погоду даже приятная. По крайней мере для Андрея. Ее он отбывал охотно, припадет ли пасти с соседом Федей или же соседкой, то есть Варькой. Последний раз пасли с нею в середине июля.

Матери, как всегда в таких случаях, подняли рано. Глаза слипались, первые шаги были сонными; но утренняя свежесть, зябкая роса с придорожных кустов вскоре взбодрили, сонливость - как корова языком слизнула.

Буренки норовили заскочить в подсолнухи, уже готовые зацвесть, чтобы урвать лакомую "шляпку". Варька всякий раз кидалась вовремя завернуть несознательную худобину, опередить в этом напарника.

- Че ты за ими бегаешь, - зевая с недосыпу, сделал замечание тот. - Дай хуть одну угостить по ребрам.

- Они же не понимают, что нельзя, - возразила она, косясь на "угощение".

- Все они понимают!.. Куд-да морду задрала?! - погрозил он кийком очередной лакомке.

Этой палкой с утолщением на одном конце обзавелся он давно, изрядно потренировался попаданию в цель и теперь промахивался редко. Шкодливые особи (киек предназначался только для них) знали об этом прекрасно. Даже самая хитромудрая из этой категории, Свинья, которая многим играет на нервах, не давая спокойно полежать в холодке в полуденную жарынь; которая только о том и помышляет, как бы улизнуть из стада в чью-нибудь молодую кукурузу, - так вот, даже она становится благоразумней, когда череду пасет Андрей. Правда, попытки "чухнуть" она изредка предпринимает и в его дни, но стоит тому показать киек и прикрикнуть, как тут же разворачивается и спешит обратно.

... Солнце поднялось над степью, припекало. Нахватавшись по холодку, буренки улеглись отдыхать, отрыгивая и сосредоточенно перетирая жвачку, сонно мотая головами и хвостами, чтобы отпугивать навязчивых мух. Сели завтракать и пастухи.

- Ты запасся, будто на цельный день, - кивнула Варька на андрееву сумку; ее запасы выглядели скромнее.

- Мамка перестаралась. - Он заглянул внутрь. - И правда: чуть не полбуханки, пять яиц, сало и целая головка чесноку, - стал перечислять содержимое. - А вот про молоко забыла...

- У меня глянь, какая бутыль! Хочешь?

- Оставишь немного. А че ты все глаз трешь?

- Что-то попало и муляет, как зараза... Ты сперва отпей, сколько сможешь, а потом я.

- Ниче, я тожеть не брезгливый, ешь, - разрешил и занялся уничтожением своих запасов. Заметив, что у той только хлеб да молоко, предложил: Угощайся: хошь - сало с чесноком, или вот яйца вареные. А то до обеда еще далековато.

- Я, вобще-то, поесть люблю... Токо мне нельзя, и так чересчур толстая.

- Да ниче не толстая! Очень дажеть нормальная. Ешь, никого не слушай.

Сумки опустошили. Андрей поднялся осмотреть стадо. Свинья тоже лежала, хотя и в сторонке - ближе к хутору. Снова растянулся на траве, раскинув руки и глядя в небо. Хорошо! В бледно-голубой, без единого облачка выси парит степной орел, лишь изредка шевеля крыльями. Пониже, заливаясь звонкой трелью, трепыхается жаворонок. Перелетают с цветка на цветок пчелы, шмели, бабочки. Одни сборщики цветочных деликатесов садятся, другие, зависая неподвижно, извлекают нектар с помощью длинного жала. Запах стоит изумительный.

Рядом Варька кряхтит и сморкается. Приподнялся - оттягивает веко за ресницы.

- Варь, хочешь, гляну, что там у тебя застряло, - предложил помощь.

- Посмотри, пожалуста! - обрадовалась она. - Режет - нет спасу...

Подошел, встал возле нее, откинувшейся навзничь, на колени. Осторожно оттянул, слегка вывернув, нижнее веко: глазное яблоко покраснело - натерла; раздражителя не видно, как ни всматривался.

- Ничего, Варь, нету.

- Смотри лучше, должно быть! Я же чуйствую. Осмотри верхнее, может, там? - Осмотр верхнего тоже ничего не дал. - Подожди чуток, нехай глаз отдохнет, - попросила передышки, вымученно зажмурилась.