- Когда отступали наши, он отпросился на минутку домой - проведать. А потом не догнал своих и вернулся. Думал, винтовка ему еще пригодится, когда немца станут прогонять.
- Да... Жалко, что я не знал этого! Твой батя - хороший человек, надо было мне и его силком утащить из кутузки... А откуда у тебя эта смуга на руке, тоже полицай ударил?
- Только уже другой. В стансовете. Узнал, что ихний убит из-за меня, да как хлестанет плеткой, трех-хвостой. Смуги не только на руке... Хорошо хоть по лицу не досталось.
- Знаю я этого гада, он - с нашего хутора. Я ему за тебя как-нибудь ребра посчитаю! - погрозился Ванько, поднимаясь. - Пойдем, уже недалеко.
Теперь шли вдоль рядков, в направлении гравийки.
- Как ботинки, лучше стало?
- Спасибо: и не хлябают, и не жмут. А мы не заблудимся?
- Здесь я и с завязанными глазами не заблужусь. Скоро выйдем к гравийке, там идти будет легше.
Н а к и н у в на плечи сложенную треугольником теплую шерстяную шаль сентябрьские ночи становились все свежей, - Агафья Никитична дожидалась сына на табуретке посреди двора. Место выбрала с таким расчетом, чтобы видны были и калитка на улицу, и стежка вдоль межи, на которой, если идти со стороны балки, мог появиться Ванько. Она изболелась душой, и было отчего: обещал вернуться засветло, уже глубокая ночь, а его все нет и нет... У ног примостился Туман, повиливал при каждом ее движении мохнатым рыжим хвостом, как бы давая понять, что он тоже не дремлет, отнюдь - весь превратился в слух и внимание.
Вот он оторвал морду от лап, посмотрел в сторону огорода и коротко брехнул. Еще никого не видя, Никитична вздохнула с облегчением: слава те господи - вернулся! Подхватилась и вслед за псом поспешила навстречу.
- Где ж вас нечистая носит, непутевых! Я уже все очи проглядела дожидаючись, - напустилась было журить, но, разглядев рядом с сыном девушку, осеклась. - А разве?.. Я думала, ты с Андрюшкой...
- Тамара, познакомься: это и есть моя ворчливая мамаша, - сказал Ванько. - Туман, нельзя! - цыкнул на пса, обнюхивающего незнакомку.
- Здрасьте... - неуверенно произнесла последняя.
- Здравствуй... - Никитична казалась растерянной. - Невесту, что ли, привел в дом?
- Мам! Ну какие щас могут быть невесты!.. Просто люди попали в беду, мне удалось вызволить, а деться им некуда. У нее еще и малышок-братик, оставили пока у тети.
- То-то я гляжу, вроде как Мотина кофта... А что с Андрюшкой?
- С ним, мам, дела плохи: они с Мартой куда-то делись.
- Как - "делись"? - испугалась мать.
- Не удалось узнать ни как, ни куда, ни вобще... Даже ее мать - и та ничего не знает.
- Да что ж случилось-то? Вера уже трижды за вечер наведывалась, места себе не находит... Вскоростях обратно будет...
- Я щас сам к ней пройду. А вы идите в хату, не ждите.
Возвратился Ванько через час-полтора. В передней, служившей одновременно и прихожей, и кухней, и столовой неярко светила керосиновая лампа, укрепленная на стене.
- Я уж заждалась... - Мать отложила стирку, затеянную наскоро, в тазике. - Думаю, не случилось ли чего.
- С теть Верой? Да нет, обошлось малыми слезами. Сперва задержался с нею, пока малость успокоил, потом еще с Федей постояли, - объяснил Ванько долгое отсутствие. - А Тамара, уже уснула?
-Я с вечера нагрела воды в двухведерной кастрюле, думала, ты помоешься, как придешь, да предложила ей. Моется зараз в моей комнате. - Села рядом на лавку. - Еще токо жить начала, а уже такое несчастье свалилось!.. За что, господи!..
- Плакала?
- Мы обе наплакались... Насилу успокоила. А как же ты с Верой-то, что ей сказал?
- Ой, - тяжело вздохнул сын. - Не в моих правилах, но пришлось немного приврать...
- Теть Гаша! - позвали из-за двери.
- Подожди, сынок, - подхватилась мать. - Уже, видать, помылась. Сходи-ка пока за водой, а то ведра порожние.
Вернувшись через некоторое время с полными ведрами и не застав купальщицы, кивнул в сторону двери:
- Все еще моется?
- Спать уложила. Еле на ногах держится, сердешная. Идем, вынесешь ванну.
В материной стальне запах хозяйственного мыла сдабривался тонким ароматом меда от самодельной восковой свечки (Деда наделил ими навестивших его перед отъездом ребят). Колеблющегося язычка ее с трудом хватало, чтобы выделить из темени старинную икону в углу (на которую Ванько не помнил, чтобы мать когда-либо крестилась), большую деревянную рамку с карточками родственников на стене да озеро с лебедями, грубо намалеванными на коврике вдоль кровати. Здесь, прибившись к стенке, размеренно посапывала Тамара. Когда звякнула поднятая Ваньком вместительная жестяная ванна, она на секунду испуганно размежила веки, придавила выкат просторной ночной сорочки и тут же снова впала в забытье.
Читать дальше