Борис Акунин - Любовь к истории (сетевая версия) ч.11

Здесь главное — общее настроение. Когда я вхожу в кабинет и плотно закрываю за собой дверь, я оказываюсь в хронокапсуле, которая может переносить меня в нужную эпоху и нужное место. Посторонних звуков я не слышу. Как-то раз полуобвалился соседний дом (я живу на Хитровке, где такое случается), был жуткий грохот, а я и не заметил. Потому что мой кабинет находится в другом измерении, и там грохочет погромче, чем здесь.

Слева, со стены, на меня смотрит Эраст Петрович Фандорин — обычно с некоторой брезгливостью, но иногда, редко, в глазах сверкают и одобрительные искорки.

Этот портрет я когда-то увидел в антикварном на Мясницкой. Как раз пытался вообразить, какое у Фандорина лицо (дело было еще до экранизаций и сакуровских иллюстраций). И вот вижу: молодой брюнет, очень сдержанный, с флером тайны. Почему-то в студенческом мундире Путейского института, но это несущественно — потом как-нибудь объяснится (и объяснилось, в новелле «Из жизни щепок»). Сомнение все-таки было: вдруг не он? Решил устроить испытание. Если приду ровно через месяц, а портрет меня дожидается — значит, Фандорин.

Портрет дождался. Теперь без него я уже не могу писать ничего фандоринского. Время от времени замазкой подрисовываю Эрасту Петровичу седые височки, которых первоначально не было. (Вообще-то неизвестный с портрета оказался — я долго выяснял и выяснил — Владимиром Карловичем фон Мекком, сыном Надежды Филаретовны, но мне это не мешает).

Под портретом, как вы можете заметить, висит самурайский меч. Тоже не просто так. Я купил эту железяку в Гонконге на барахолке долларов типа за тридцать. Ценности это смертоубийственное орудие не представляет. Оно, собственно, и не смертоубийственное — его ни разу не натачивали. Обычная штамповка, атрибут парадного офицерского наряда в японской императорской армии. Но мне эта сабля многое рассказывает. Я могу реконструировать по ней целую жизнь, давно сгинувшую. И это символ всего моего ремесла.

На клинке кроме казенного «Да здравствует император!» стоит дата, 15-й год Сёва (1940) и имя «Сато Котаро».

Я читаю этот меч, как открытую книгу.

Котаро Сато: мальчик из бедной, простой семьи — вероятно, крестьянской (городские парни не очень-то рвались в офицерские школы). Очень маленького роста (сабля короче стандарта). На выпуск получил от гордых и счастливых родителей в подарок парадный меч — самый дешевый, но зато с гравировкой. Через год началась война. Офицерик воевал в Китае. В чинах не поднялся, на грабежах не разбогател — иначе справил бы себе катану попрестижней. Видимо, погиб в бою, потому что был похоронен с воинскими почестями, вместе с личным оружием (по ножнам видно, что они много лет не соприкасались с воздухом). Потом какие-то гробокопатели потревожили могилу, и не представляющая ценности находка за копейки досталась старьевщику.

Может быть, конечно, я всё это нафантазировал — не имеет значения. Важно, что этот предмет будоражит воображение и дедукцию. И то, что сегодня на всем белом свете подпоручик Сато никому кроме меня не интересен, это тоже важно. Все, кто его когда-то знал, наверняка уже умерли, а не умерли, так давным-давно забыли. Он — мой. Я, может, когда-нибудь его еще оживлю.

У меня тут в кабинете много всякого разного. Потом продолжу.

26 сентября, 11:14

Троцкий, обожавший звонкие фразы, сказал: «Революция избирает себе молодых любовников». Один такой Ромео, влюбившийся в революцию и сгоревший в пламени этой страсти, интриговал меня еще со школьных лет.

Помните повесть Алексея Толстого «Похождения Невзорова, или Ибикус»? Она густо населена разными неприятными персонажами, и на этом тошнотворном фоне завораживающей кометой проносится загадочный граф Шамборен, поэт-футурист и большевистский агент, за которым гоняется в Одессе вся белая контрразведка. Он едет в Европу для того чтобы взорвать Версальскую мирную конференцию, почему-то везет в баночках с сапожным кремом восемнадцать крупных бриллиантов, «живуч, как сколопендра», палит из револьвера, но в конце концов попадается. Сцена его казни описана, как умел Алексей Николаевич — скупо и сильно: «- Стыдно, граф, — баском сверху прикрикнул ротмистр, — давайте кончать. — Тогда Шамборен кинулся к лестнице. Едва его кудрявая голова поднялась над палубой, — француз [палач] выстрелил. Шамборен покачнулся на лестнице, сорвался, и тело его упало в море».