Александра Толстая - Жизнь с отцом

— Отбили вы у меня Белку, — говорил он Юлии Ивановне, — не хочет со мной гулять.

Помню, я завела себе густо-псового борзого — здорового, лохматого пса с длинной мордой. Ходил он за мной по пятам, мрачно и покорно опустив голову. Но стоило ему увидеть стадо овец, он во вес дух наскакивал на него, врезывался в середку и нередко задирал овец до смерти. Его наказывали, запирали — ничего не помогало.

Повадился борзой гулять с отцом. Пришел как-то отец с прогулки очень расстроенный.

— Убери ты куда-нибудь свою собаку!

— А что?

— Да опять сегодня за овцами гонялся! Я насилу его отогнал!

— Устал, запыхался?

— Да это бы ничего. А только в грех он меня ввел. Я снял ремень и его отодрал. И главное, нехорошо то, что со злобой…

Пришлось борзого отдать.

Прижились у нас две собаки дворовые — Тюльпан и Цыган. Должно быть, два брата, уж очень были похожи между собой: черные с белой грудью, уши болтаются, спереди облезлые, сзади лохматые, всегда в репьях. Собаки эти всегда сопровождали отца на прогулках.

В самой чаще Заказа*, куда ведет едва заметная тропа, в глубоком овраге течет ключ. В одном месте он образует небольшую водомоину с чистой, прозрачной водой. Это "волчий колодезь". Здесь в бугре живут барсуки. Они прорыли себе глубокие норы, сообщающиеся между собой подземными коридорами. Сюда, в это безлюдное, дикое место, любил иногда ходить отец. Собаки проскальзывали в норы, влезая в одну и выскакивая из другой, иногда выгоняли оттуда зверя. Один раз Цыган выскочил из норы со страшным визгом весь в крови, барсук откусил ему хвост. Помню, мы с отцом гуляли по Чапыжу и собаки прямо на нас выгнали большого барсука.

Цыган и Тюльпан кидались на нищих, странников, рвали им одежду, и от них решили избавиться. Несколько раз их отдавали, но они возвращались обратно. Кто-то придумал отправить их подальше поездом. Сдали их на Засеке в багажный вагон на предъявителя до ст. Ревякино по другую сторону Тулы. Но, когда на другой день мы встали, обе собаки, виляя хвостами, приветствовали нас у подъезда.

— Кто хочет идти со мной на вегетарианскую тягу? — спрашивает отец после обеда.

Мы натягиваем на себя пахнущие дегтем тяжелые болотные сапоги и весело идем за ним через яблочный сад и Чапыж к Заказу. В канавах кое-где еще лежит грязный, обледенелый снег, лес голый, но побурела уже набухающая почка на деревьях и местами желтеют нежные пушки ивы.

Мы выходим на поляну и останавливаемся.

— Теперь тише, — говорит отец, — не разговаривайте и слушайте!

Мы садимся на пенышки и ждем. Я напряженно слушаю, и у меня от волнения сжимается сердце.

— Слышите? Слышите? — шепчет отец.

"Хр, хр, хр!" — хоркает вальдшнеп, пролетая над нашими головами. Он описывает в воздухе круг и исчезает за лесом. А за ним потянул второй, третий.

Настала полная тишина. Стемнело.

Мы шли домой, очень довольные "вегетарианской тягой". Громко чвякали сапоги, утопая в сырой земле.

— Как странно, — говорил отец, — как странно, что я когда-то увлекался охотой, убивал…

Если едешь с отцом верхом, "не растрепывайся", как говорил Адриан Павлович, держись крепче. Ездил он оврагами, болотами, глухим лесом, по узеньким тропиночкам, не считаясь с препятствиями, встречавшимися на пути.

— Уж очень узко тут, не проедем, пожалуй, — говорила я.

— А как ты думаешь, кто скорее пройдет по узкой тропинке, лошадь или человек? — спрашивал отец, направляя Делира по самому корешку оврага.

— Человек!

— Нет, лошадь. Бояться нечего!

Если по дороге ручей, отец недолго думая посылает Делира, и он как птица перемахивает на другую сторону. Помню, я ехала на плохой, безногой лошади. Отец перепрыгнул, моя лошадь споткнулась, упала на передние ноги, и я очутилась у нее на холке.

— Ты жива? — кричит отец, оглядываясь.

— Чуть жива! — отвечаю я, смеясь и поправляясь на седле.

А то перемахнет ручей, да в гору карьером. Тут деревья, кусты, того и гляди ногой о ствол ударишься или веткой глаза выстегнешь.

— Ну?

— Ничего, — отвечаю, — сижу.

— Держись крепче!

Один раз мы ехали с отцом по Засеке. Подо мной была ленивая, тяжелая кобыла. Отец остановился в лесу и стал разговаривать с пильщиками. Лошадей кусали мухи, оводы. Кобыла отбивалась ногами, махала хвостом, головой и вдруг сразу, поджав ноги, легла. Отец громко закричал. Каким-то чудом я выкатилась из-под лошади и не успела еще вскочить на ноги, как отец молодым, сильным движением ударил ее так, что она немедленно вскочила.