Интеллигенция, бывшая у власти, в те годы также видела КАМАЗы с портретами Сталина, но тем не менее начала новую кампанию по развенчанию и искоренению “сталинщины”. Поскольку Ф.Бурлацкий, спустя 12 лет после начала перестройки (в 1997 г.), был вынужден взяться за тему живучести Сталинизма съизнова, это выражает то обстоятельство, что перестроечная марксистская и буржуазно-“демократическая” интеллигенция на фронте идеологической борьбы, оказались неспособными победить Сталинизм, который всё время после ХХ съезда просто молчаливо присутствовал в обществе. Если бы Сталинизм всё это время вёл активную просветительную деятельность, то дела у его противников были бы совсем плохи.
*
Но как показала антисталинская пропагандистская кампания по поводу 50-летия ХХ съезда, за время, прошедшее с 1997 г., когда Ф.Бурлацкий выразил “элитарную” — меньшевистскую — обеспокоенность грядущим возрождением “Сталинизма”, а по существу — большевизма, — россионская “элита” по прежнему пребывает в пропагандистском тупике, характеризуемом не только просторечно-шашечным термином «сортир» [41], относительно недавно введённом в политический лексикон…
2. Первые последствия ХХ съезда и ещё некоторые вопросы по теме
Хотя текст доклада Н.С.Хрущёва на ХХ съезде по завершении съезда не был опубликован в СССР, но ясно, что скрыть сам факт выступления было невозможно: надо было быть безнадёжными идиотами или «косить» под идиотов, преследуя некие цели, для того, чтобы прочитать доклад в тысячной аудитории, а потом объявить доклад «секретным», и ещё спустя некоторое время зачитать доклад во всех партийных организациях страны, заменив на нём гриф секретности на гриф «не для печати», обладающий весьма размытым правовым статусом .
Поэтому сразу же по завершении съезда поползли слухи о том, что Н.С.Хрущёв на протяжении нескольких часов докладывал съезду нечто как бы “секретное” , и началась охота зарубежных журналистов и разведчиков за текстом доклада. Эта охота увенчалась успехом потому, что судя по всему, успех был запрограммирован самими же инициаторами выступления Н.С.Хрущёва с этим докладом . И уже 4 июня 1956 г. [42]текст как бы “секретного” доклада Н.С.Хрущёва на закрытом заседании ХХ съезда был опубликован “Нью-Йорк Таймс”, а двумя днями позднее — парижской газетой “Монд”. В СССР в 1959 г. было решились тоже опубликовать этот доклад, но впоследствии его публикация была остановлена на стадии вёрстки (так сообщает сайт www.HomeWeb.Ru/lib/history/felshtinsky/f2.txt_piece40.27).
О том, как доклад стал достоянием западной прессы есть несколько версий. Одну из них огласила программа Российского телевидения “Вести недели” 30 января 2005 г. В изложении Сергея Пашкова (собственного корреспондента РТР на Ближнем Востоке) она выглядит так:
«Кто же точно снабдил Запад засекреченным текстом доклада о “культе личности Сталина” на ХХ съезде КПСС? Неужели эта утечка — плод любовной интрижки?
25 февраля 1956 года. Последний, 11-й день XX-го съезда. Ещё 3 часа работы — и все 1200 делегатов разъедутся по домам. Но Хрущёв просит иностранных гостей и прессу покинуть зал. Объявляется получасовой перерыв. Спустя 30 минут он выйдет на трибуну, и сначала откровенно волнуясь, но все резче и все смелее прочитает свой знаменитый доклад о культе личности Сталина — доклад, спустя некоторое время ставший границей между эпохами. Но тогда лишь смутные слухи просочились за стены Колонного зала Дома Союзов.
“Мы слышали в Польше, что американцы дают полтора миллиона долларов за доклад Хрущёва на XX-м съезде. Все разведки мира стараются его получить и не могут достать”, — рассказывает Виктор Граевский.
Молодой и успешный польский журналист Граевский — в те дни главный редактор отдела СССР в Варшаве — праздно мечтал со своими приятелями о том, как они потратят полуторамиллионный гонорар ЦРУ, если именно им удастся найти и переправить за океан засекреченный текст таинственного доклада. Для Граевского это была только шутка.
Он и представления не имел, какую шутку готовит ему судьба. “У меня была подруга, которая работала в Центральном Комитете партии”, — говорит Граевский. Подругу звали Люция Барановская, старший референт тогдашнего генсека Польской объединенной рабочей партии. И потому Граевского пускали в партийную святая святых ЦК как своего.
Он просто зашёл договориться о свидании и случайно увидел на её столе красную брошюру на русском языке с грифом “Совершенно секретно”. Это был личный экземпляр доклада польского генсека Эдварда Охаба. Люция, понятия не имевшая, что это за книжка, дала её на пару часов любопытному другу [43].
Читать дальше