Александр Захаров - Щит и меч Кёнигсберга

Действительно, новобранцы дисциплиной не блистали и к занятиям относились с прохладцей. Особенно недолюбливали строевую подготовку и зубрёжку уставов.

– «Красноармеец, краснофлотец обязан…» – морщился, словно от зубной боли, Мойша. – Оно мне это надо?!

– Одно из двух, – угрожающе цедил старший политрук Кац. – Или вы освоите устав Красной армии, или… одно из двух!

Советские солдаты учатся преодолевать проволочные заграждения. После этого – переход в учебную атаку. Фото М. Савина. Восточная Пруссия, 1944 год

К началу февраля 1943 года дивизия была полностью укомплектована. Перед отправкой на фронт её в последний раз проинспектировали представители командования Московского военного округа. Когда проверяющий генерал распекал полковника Лысенко и его офицеров за неприглядный внешний вид подчинённых, мимо них вальяжно профланировал небритый Мойша в расстёгнутой шинели. Честь старшим по званию он не отдал – задумался.

– Что за бардак у тебя в полку творится?! – грозно рявкнул генерал на полковника.

– Политрук Кац! – взвизгнул Лысенко. – Разберись с этим разгильдяем!

Кац неуклюже козырнул и побежал за Мойшей.

– Мойша, я-таки не понял, – положил руку на плечо солдату политрук, – ты за что-то на меня сильно обиделся? Тебе трудно этому генералу честь отдать?

Наблюдавший эту трогательную картину генерал в сердцах плюнул, матюгнулся, махнул рукой, сел в «Виллис» и укатил из части. На следующий день дивизию погрузили в эшелоны и отправили на передовую.

В середине февраля 1943 года 16-я дивизия получила приказ: к 23 февраля – дню Красной армии – взять Орёл. Полки пошли в бой прямо с марша. Увязая в глубоком снегу, солдаты упорно продвигались вперёд. Над полем звучало не привычное русское «Ура!», а крики на идиш: «Бридерс, фар унзерс татэс ун мамеэс!» («Братья, за наших отцов и матерей!»)

Потери были огромны. Фашистов потеснили, но Орёл тогда взять не удалось. Наши войска освободили его только летом – во время Курской битвы.

После боевого крещения командование изменило отношение к своим «разгильдяям».

– Во время учений я не мог поднять евреев на ноги, – говорил командир 167-го полка литовец Мотека, – а в бою невозможно было заставить их лечь. Они шли в атаку во весь рост.

Центр Кёнигсберга после штурма. Фото М. Савина, апрель 1945 года

В одной из кровопролитных атак красноармеец Абрам Левин закрыл грудью амбразуру дзота. Этот подвиг он совершил раньше Александра Матросова, но начальство благоразумно не стало придавать случаю широкую огласку. И действительно, как бы это звучало: Александр Матросов повторил подвиг Абрама Левина… Не политкорректно.

Но как бы там ни было, 16-я дивизия стала пользоваться особым доверием командования. Ещё бы – ни один еврей не мог даже представить, что попадёт в фашистский плен. Лучше было погибнуть в бою. Сразу. А не мучительно и медленно издыхать в концлагере. Рассчитывать на снисхождение немцев евреям не приходилось.

После битвы на Курской дуге Мойша Кацман получил звание лейтенанта и стал командиром взвода. 16-я дивизия с боями приближалась к границе Восточной Пруссии. При форсировании реки Неман взвод Мойши попал в жестокую переделку. В составе батальона под командованием советского майора Вульфа Лейбовича Виленского взвод захватил плацдарм, но был атакован танковой дивизией «Герман Геринг». Красноармейцы дрались отчаянно, но их положение ухудшалось с каждым часом.

– Русские! – кричали немецкие пехотинцы. – Сдавайтесь!

– Поцелуй мою еврейскую задницу! – орал в ответ Мойша. – Русские не сдаются!

В этот день бойцы Виленского отразили восемь атак гитлеровцев и удержали плацдарм. Командиру батальона за этот бой было присвоено звание Героя Советского Союза. Лейтенант Кацман получил очередную звёздочку на погоны и орден Красного Знамени.

В начале 1945 года в дивизию стали прибывать настоящие литовцы, призванные в Красную армию с освобождённых территорий. К тому времени в десятитысячной дивизии осталось всего 540 евреев. Остальные погибли.

Войну Мойша закончил в Клайпеде, которую штурмом взяла 16-я дивизия. Затем старшего лейтенанта перевели на новое место службы – в Кёнигсберг. Но в родном городе Кацман пробыл недолго. В 1947 году его вызвали в особый отдел армии.