В Институте мировой экономики и международных отношений работал Георгий Ильич Мирский, один из лучших знатоков исламского мира. Они с Примаковым вместе учились. Евгений Максимович называл его «самым большим авторитетом». Мирский был у Примакова тамадой на банкете по случаю защиты докторской диссертации.
Мирский был невыездным тридцать лет. Писать об исламских странах ему позволяли, а посещать их – нет. Пускали его только в социалистические страны. Во время совместной поездки в Будапешт Примаков объяснял ему:
– У нас выезд в капстраны – это привилегия, ты же знаешь, и она дается только лояльным людям.
Желая помочь, опытный Примаков советовал Мирскому присмотреться к друзьям:
– Кто-то из близких к тебе людей стучит на тебя.
Мирский ответил:
– Женя, я не буду гадать, не буду даже об этом думать, иначе как я смогу жить?
Люди, которые работали с Примаковым в институте, называли его «Эжен». За глаза, разумеется. В глаза – по имени-отчеству, или «Женя» – кто поближе. А за глаза – «Эжен». Это не панибратство. Это отражало и теплое отношение коллег, хотя он бывал и строг. В институте быстро оценили его личные качества.
Когда после арабо-израильской войны в октябре 1973 года на Западе разразился энергетический кризис, Примаков возглавил работу по его изучению. Этот труд вышел под названием «Энергетический кризис в капиталистическом мире». Ситуационные анализы узловых проблем современности проводились в ИМЭМО постоянно.
Примаков был автором и редактором закрытых работ – то есть докладов и справок, снабженных грифом секретности и предназначенных исключительно для сведения начальства. Сотрудники института, опираясь на западные оценки состояния советской экономики, рисовали близкую к истине картину. Сила института состояла в том, что мировые дела сравнивались с нашими, и тогда становилось ясно, почему страна живет так плохо. Когда Примаков перешел в академический институт, он рассказывал друзьям:
– Знаешь, я за полгода узнал больше, чем за всю жизнь.
Иноземцев и Примаков превратили институт в мозговой центр для ЦК КПСС. Примаков стал видной фигурой в среде партийной интеллигенции, которая пыталась подтолкнуть руководство страны к разумному курсу. Работа в институте нравилась Примакову. Но в какой-то момент он почувствовал, что ему тесно в кресле заместителя директора. Он стал подумывать об уходе из института. Ему хотелось развернуться.
В конце 1976 года в институте заговорили, что Примаков уходит. Генеральный директор ТАСС Леонид Митрофанович Замятин, входивший в брежневское окружение, предложил ему должность своего заместителя. С номенклатурной точки зрения это было немалое повышение – должность приравнивалась к заместителю союзного министра, да еще в таком идеологически важном учреждении, да еще под крылом Замятина.
Вспоминает нынешний директор ИТАР-ТАСС Виталий Игнатенко:
– Примакова пригласили работать в ТАСС, и он почему-то решил со мной посоветоваться, стоит ли ему идти. Он пришел ко мне – я был тогда заместителем генерального директора – и спросил в лоб: как ты считаешь, надо мне сюда идти? Я представил себе, как такой блестящий ученый, душа общества – он был красивый, представительный – придет сюда, сядет, начнет с утра до вечера читать ленты информационных сообщений, быстро-быстро постареет… Может быть, он станет когда-нибудь генеральным директором, но зато не будет ученого Примакова. И я очень деликатно ему сказал: «Наверное, все-таки наука лучше».
– Я помню, как ему предложили пойти заместителем генерального директора ТАСС, – рассказывал Колесниченко. – Мы все, его товарищи, были в таком восторге.
А Иноземцев твердо сказал:
– Я против. Я не отпущу. Вот если бы его позвали директором ТАСС, тогда да.
Приятели удивлялись:
– Да вы что, Николай Николаевич, как его можно директором?
– А что? – теперь уже удивлялся Иноземцев. – Женя – готовый директор.
Иноземцев даже был обижен, что Примаков вроде бы готов принять предложение Замятина. Он вызвал Евгения Максимовича:
– Как же так? Неужели ты намерен уйти? Зачем тебе это? Ты должен стремиться в академики – это тебе на всю жизнь надежный тыл. Я поддержу тебя.
Назначение в ТАСС не состоялось. Зато Примаков стал директором Института востоковедения Академии наук. Когда Примаков в первый раз приехал в институт, его встречалоа все начальство. Ловили его взгляд, следили, как поведет себя новый хозяин, вычисляли, какие у него слабости. При его предшественнике установилось восточное почитание директора. Ждали чего-то подобного. Но Примакову это было не нужно. Когда он зашел пообедать в институтский буфет, это произвело сильнейшее впечатление на коллектив. Буфет академического института по тем временам был лучше вокзального, но хуже школьного…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу