Борис Миронов - Страсти по революции - Нравы в российской историографии в век информации

Увеличение длины тела населения органично укладывается в эту новую систему фактов. Причем длина тела — самый точный и самый простой для расчетов показатель, сравнительно с другими индикаторами благосостояния населения и, может быть, поэтому даже более надежный при определении тенденции. Чтобы рассчитать реальную зарплату, нужны сведения о ценах большого числа товаров и номинальной зарплате. Чтобы рассчитать бремя налогов для крестьянства, необходимы большие и сложные расчеты дохода крестьянского хозяйства, как правило, скрывавшегося крестьянами. Расчет национального дохода требует сведений о всем народном хозяйстве и государственном бюджете. Кто работал с ценами, налогами и национальным доходом, знает, с какими неимоверными трудностями приходится сталкиваться исследователю для получения искомых показателей. Недаром до сих пор в литературе имеется динамический ряд реальной зарплаты за длительный срок только по Петербургу. Расчет налогового бремени по-настоящему сделал А.Л. Вайнштейном лишь на 1912 г., и затем экстраполирован А.М. Анфимовым на 1901, 1904 и 1907 гг. Расчет национального дохода России имеется только за 1860-й и 1885–1913 гг., и этому П. Грегори посвятил целую монографию.

Б.А. в принципе не согласен с новым антропометрическим подходом к решению проблемы благосостояния населения. По поводу антропометрических данных он замечает: «Не берусь судить о степени их достоверности (замечу только, Российская империя — это не только Центральная Россия) и о том, насколько добросовестно и успешно они обработаны автором» {56} . Позитивная динамика увеличения длины тела подтверждается всероссийскими данными, приведенными в моих ранее опубликованных работах {57} . По поводу добросовестности и достоверности замечу: когда рецензент не в состоянии оценить достоверность данных и добросовестность их обработки, на которых основана рецензируемая работа, то научная этика, насколько мне известно, рекомендует этот вопрос не поднимать, чтобы не бросать тень на сделанные выводы.

Как видим, все имеющиеся на настоящий момент новые данные свидетельствуют о медленном улучшении положении крестьянства и вообще преобладающего большинства населения России в целом в 1892–1904 гг., хотя до благостной картины, конечно, было далеко — за 12 лет радикально изменить ситуацию невозможно. Крестьяне действительно не ощущали позитивных сдвигов. Во-первых, их радетели постоянно убеждали их, что положение ухудшается. Во-вторых, крестьянские потребности росли быстрее, чем доходы. В такой ситуации субъективные ощущения обычно противоречат объективному состоянию вещей. Но это другая очень интересная задача, выходящая за границы моего намерения оценить, что в действительности происходило, а не то, как это воспринималось.

Б.А. кажется: «Все, что автор сообщает» по поводу политики С.Ю. Витте, «не ново и многократно отмечено в литературе. Характеристика С.Ю. Витте у Б.Н. Миронова отличается только отсутствием в ней даже попыток критического осмысления политики этого крупного государственного деятеля». Если бы статья не содержала ничего нового, то не возникло бы и спора. Именно новая трактовка экономической политики С.Ю. Витте и вызвала полемику. Новое ведь состоит не только в том, чтобы сообщить о нашем герое какой-нибудь неизвестный частный факт, ибо крупные, по-видимому, все известны. Но также и в том, чтобы правильно понять и оценить его политику. До Н. Коперника знали и Землю, и Солнце, только ошибочно считали Землю центром мира, а не Солнце. Новизна интерпретации не менее важна, чем новизна факта. В моей статье речь шла о позитивных результатах политики С.Ю. Витте (а не вообще о его политике), естественно, я остановился на ее аспектах, положительно сказавшихся на благосостоянии населения. Кстати, мне не известны работы, в которых бы строительство железных дорог, регулирование цен и тарифная политика С.Ю. Витте анализировались бы с точки зрения их влияния на местные цены и доходы крестьянства, как это сделано в моей статье.