Сергей Ачильдиев - Постижение Петербурга. В чем смысл и предназначение Северной столицы

Иные ««торговцы» такой историей идут ещё дальше, утверждая, будто дело вовсе не в личностях правителей, а в том, что время было такое — жестокое, бескомпромиссное, когда на историческом переломе главной ценностью оказывались жизнь и смерть не отдельных людей, а всей нации. Иосиф Сталин, выдающийся дизайнер по рекламе собственного режима, свёл подобные рассуждения к ёмкому слогану: ««Мы отстали от передовых стран на 50–100 лет. И мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут» [1. С. 300]. Ну, а при этаком раскладе, само собой, не до сантиментов, тут уж «лес рубят — щепки летят».

Сторонники такой философии ставят в этом месте победную точку, не утруждая себя простым вопросом: а почему Россия, у которой всегда имелось всё, чтобы быть одной из самых процветающих стран, регулярно оказывается в положении отстающей? Этот едва ли не самый главный вопрос отечественной истории игнорируется неспроста. Ведь ответ очевиден: смысл всей деятельности главы государства, будь то царь, генсек или президент, заключается не в развитии и укреплении державности, а в заботе о благоденствии граждан, поэтому режимы Иоанна Грозного, Петра Великого и Ленина-Сталина, развивавших систему массовых убийств, всеобщего страха, растления душ, преступны по своей сути, и народ, лишённый свободы, просто обречён на прозябание и отсталость.

Повторюсь: государственный строй, сотворённый Петром I, был лишь прообразом тоталитарного режима. Это была готовая оболочка, но ещё без идеологического содержания. Однако закон исторической драматургии непреложен: если есть сосуд, раньше или позже обязательно найдутся те, кто захочет его наполнить. Осенью 1917 года, как мы знаем, так оно и случилось. Трудно сказать, в какой мере понимали это сами большевистские вожди, однако в действительности их прямыми предшественниками были не столько чернышевские-писаревы, народники и народовольцы, сколько Пётр I. Неслучайно Максимилиан Волошин назвал Петра «первым большевиком», а Николай Бердяев — «большевиком на троне» [38. С. 636, 637].

Пётр, не ограничиваясь общими принципами нового устройства России, многие вещи умудрялся продумать до таких мелочей, которые в ХХ веке прославили будущие тоталитарные режимы. К примеру, большевикам понадобилось четверть века, чтобы понять: вместо того чтобы запретить церковь, куда выгоднее превратить её в один из приводных ремней государственной машины. А Пётр сделал это гораздо быстрей. Уже в 1700 году он лишил церковь патриарха и в 1722-м учредил Святейший синод в качестве очередной коллегии.

Старообрядцам северный демиург приказал носить на одежде лоскут красного сукна с жёлтой нашивкой — особую мету, чтобы всякий мог их узнать сразу, ещё издали. Меты эти, которые даже по цвету скопируют, не ведая о том, нацисты для евреев, прозвали козырями. В собрание Владимира Даля даже попала характерная пословица: «Лоскут на ворот, а кнут на спину» [23. С. 26]. Рекрутам, дабы беглых среди них легче было сыскать, стали «…на левой руке накалывать иглою кресты и натирать порохом» [4. С. 105] — ну чем не номер в гитлеровских лагерях смерти?..

Все эти и множество других невиданных прежде преобразований начинались в Петербурге. Здесь, по обоим берегам Невы, на всероссийской ударной стройке петровского ГУЛАГа, впервые в столь массовом масштабе утвердились главные приметы грядущих советских городов — общежития и коммуналки. Жили — точней, ночевали — в страшной скученности, где всё было «обчим», от полчищ насекомых до выблядков.

Двадцать два года, денно и нощно, выстраивал Пётр на невских берегах свой парадиз тоталитаризма. Наперекор природе Невского края, наперекор природе человека. Говорят, первый российский император любил, когда на придворных праздниках его приближённые распевали: «Бог идеже хощет, побеждается естества чин», то есть по воле Бога побеждаются законы природы. Любил — потому что здесь, на строительстве Петербурга, в роли Всевышнего одолевал «естества чин» он сам, самодержец всея Руси и природы. Причём это касалось не только людей, которых Пётр пересаживал на землю, мало приспособленную для большого города, но и растений, вроде хлопчатника или винограда, высаживаемых по его приказу в открытый петербургский грунт и в большинстве своём быстро вымерзавших. Песнопения петровского окружения в переводе на современный язык звучат до боли знакомо: «Нам нет преград на суше и на море!..», «Течёт вода Кубань-реки, куда велят большевики!», «Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у неё — наша задача!».