Сергей Ачильдиев - Постижение Петербурга. В чем смысл и предназначение Северной столицы

Параллельные заметки . В каждой стране свободы ровно столько, сколько и у соседей. Весь вопрос в том, кому она принадлежит. Властителю с его кликой, олигархам, военной хунте, «ордену меченосцев» или — народу? В любой стране свобода подчиняется закону сообщающихся сосудов: она постоянно переливается от институтов государственной власти к институтам гражданского общества и обратно.

В этом отношении всякий тоталитарный режим — прямой антипод демократического общества. При демократии свобода принадлежит всем в равной степени, а при тоталитаризме она узурпирована кучкой вождей (фюреров). Поэтому принципиальная разница между демократическим и тоталитарным устройством социума в том, что в первом — примат человека, а во втором — человек-примат.

Идеи большевистского тоталитаризма выросли не только из марксизма, но также из социалистических учений предшественников марксистского коммунизма, в частности фурьеризма. Николай Чернышевский в романе «Что делать?», который публиковался в 3, 4 и 5-й книжках «Современника» за 1863 год объяснил идейной молодёжи, как ей надо жить — коммуной, создавая новое, своё общество, основанное не на старых вечных ценностях, а на «разумном эгоизме».

Одна из первых таких коммун возникла в Петербурге. Группа молодых художников во главе с Иваном Крамским сперва сняла просторную квартиру на 17-й линии Васильевского острова, позже переехала на Вознесенский проспект. «В этом общежитии выигрывалась масса времени, так бесполезно растрачиваемого жизнью в одиночку, — вспоминал Илья Репин. — Что мог иметь каждый из этих бедных художников один, сам по себе? Какую-нибудь затхлую, плохо меблированную комнату с озлобленной на весь мир хозяйкой. Скверный обед в кухмистерской, разводитель катаров желудков, желчного настроения и ненависти ко всему… А здесь, в артели, соединившись в одну семью, эти самые люди жили в наилучших условиях света, тепла и образовательных пособий» [35. С. 173–174].

Однако чаще всего коммунальная жизнь протекала не столь благостно. Примерно тогда же, «в 1863 г. в Петербурге, в доме на Знаменской улице (ныне улица Восстания), появилась так называемая Знаменская коммуна — детище литератора В.А. Слепцова. “Удастся нам ужиться и расширить это дело — сейчас же появятся подражатели, — размышлял Слепцов. — Такие коммуны распространятся, укоренятся, и тогда мы ли, последующие ли поколения будем развивать дело дальше до настоящего фаланстера”. Распорядок дня в… фаланстере был строгий: с утра — “добывание хлеба насущного, в пять часов — обед, за чаем — обмен впечатлениями, вечером все работали или читали в своих комнатах. Все вместе собирались по приёмным дням, когда коммуну навещали гости” Создатель Знаменской коммуны старался найти для членов своего коллектива (а это были в основном женщины) работу. Ему удалось организовать женскую издательскую артель. Занимался Слепцов и просвещением женщин: в коммуне периодически устраивались лекции, концерты, спектакли. Ему же приходилось вести хозяйство. Выяснилось, что коммунарки, нередко дворянки и дочери богатых родителей, пренебрегали низменными, хозяйственными заботами. Одна из участниц женского движения 1860-х годов, замешанного на утопическом социализме, считала, что коммуна развалилась, так как “женщины того времени обнаруживали отвращение к хозяйству и простому труду, перед которым они в теории поклонялись”» [20. С. 136–137].

Не только эта, но и другие артели-коммуны, едва возникнув, быстро умирали, а вскоре и вовсе сошли на нет, доказав и современникам, и будущим поколениям: человек не способен жить в фаланстерах, скопом. Но недаром будущий «вождь мирового пролетариата», как вспоминал в своей книге «Встречи с Лениным» Николай Валентинов, признавался, что роман Чернышевского его «всего глубоко перепахал» [1. Т. 3. С. 127]. С присущим ему упрямством Ленин мечтал о внедрении принципа «социалистического общежития» по всей необъятной России: в городах — с помощью коммунальных квартир, в деревнях — посредством кооперативов и затем колхозов. Но всё это уже не столько для того, чтобы облегчить людям жизнь, как представлялось Чернышевскому и его последователям, сколько во имя тоталитарного контроля. И тут первой испытательной площадкой должен был послужить тоже Петербург.

Не прошло и месяца после прихода большевиков к власти, а Ленин уже «сформулировал задачу заселения пролетариями “богатых квартир”, в которых число комнат равнялось числу проживающих в них людей или превышало его» [20. С. 15]. В черновом наброске проекта «О реквизировании квартир богатых для облегчения нужд бедных» он прямо «высказал мысль о принципиальной невозможности и ненужности отдельного жилья для каждого человека, даже в виде отдельной комнаты» [20. С. 137].