Сергей Ачильдиев - Постижение Петербурга. В чем смысл и предназначение Северной столицы

Ну, а после того как на престол взошёл следующий царь, Александр III, политические преобразования прекратились, страну «подморозили». Впрочем, эти две фазы — «оттепель» и «заморозки» — ещё со времён Екатерины II и вплоть до наших дней, сменяя одна другую, неизменно формировали замкнутую цикличность российской истории. Именно эта циклическая неизменность и обусловила столь долгую жизнь нашей интеллигенции — уникального слоя людей, которых объединяла общая система культурных и морально-нравственных ценностей.

Лишённая возможности полноценно реализовать свои интеллектуальные, творческие, а в иных случаях и политические амбиции, интеллигенция с самого начала пыталась найти себя. Одна её часть пошла в идейно-духовное услужение властям, утеряв тем самым свою оппозиционность — важнейший признак истинной интеллигенции. Другая, наиболее многочисленная, — заняла нишу мировоззренческого и морально-нравственного противостояния государству. Интеллигенция родилась как альтернатива российской власти, а потому она уже по рождению своему всегда была оппозиционна. Причём сразу и навсегда по всему фронту: в политике, экономике, культуре, искусстве, образовании… И закономерно, что камнем преткновения в отношениях интеллигенции и власти неизменно оставалось восприятие таких базовых понятий, как «свобода», «независимость личности», «общественный долг», «вина и ответственность».

«…Жалкая нация! — нация рабов — снизу доверху, все сплошь рабы.» — эта крылатая фраза Николая Чернышевского из неоконченного романа «Пролог» [31. Т. 13. С. 197], над которым автор работал в конце 1860-х годов, по сути, была адресована уже прошлому. Интеллигенция стала той стратой российского общества, которая первой духовно порвала с рабством.

Служить противовесом авторитарному режиму не только ответственно, но также высокая честь, в иные времена даже увенчанная ореолом героизма. Однако эта почётная роль таила в себе опасную ловушку. Отсутствие чёткого социального статуса, вынужденная оторванность от практической общественной деятельности, запрет на публичный обмен мнениями, крайне узкий круг себе подобных в сравнении с огромной армией верных охранителей государства и миллионами безгласных подданных — всё это придавало интеллигенции самые противоречивые качества: одновременно притягивающие и отталкивающие, возвышенные и низменные… Или, проще говоря, — положительные и отрицательные.

Положительные качества. Мужество перед лицом физических и духовных репрессий, а также готовность подчинить личные интересы — вплоть до самопожертвования — общему делу. Постоянное ощущение своего общественного и личного долга, обострённое чувство гражданственности. Активная жизненная позиция. Интеллектуальная независимость, внутренняя свобода. Превосходство духовного, нравственного начала над материальным; как сказал Фазиль Искандер, «настоящий интеллигент — это человек, для которого духовные ценности обладают материальной убедительностью, а материальные ценности достаточно призрачны» [15. С. 248]. Способность думать и бороться за лучшие условия жизни других людей, зачастую совершенно незнакомых. Повышенное чувство добра и сострадания, которое Фёдор Достоевский в своей «Пушкинской речи», говоря о русском народе, назвал даром «всемирной отзывчивости» [13. Т. 26. С. 145]. Обострённое чувство вины и ответственности, причём не только за себя, но и за всё общество. Бескорыстие. Толерантность: отсутствие ксенофобии и сословных предрассудков, уважительное отношение к мнению оппонента, а также к чувствам представителей других религий. Деликатность. Альтруизм. Неумение командовать и выполнять чужие команды. Скромность в самооценке: к примеру, истинный интеллигент никогда не может назвать себя интеллигентом, ибо, по его понятиям, люди этого круга обязаны соответствовать самым высоким требованиям. Непритязательность в быту — в одежде, в убранстве жилища, в питании, в поведении. Причём поведенческая скромность в непременном сочетании с правилами хорошего тона и строгом соблюдении лексических приличий. Стремление к интеллектуальному и культурному обогащению. Как заметил Дмитрий Лихачёв, «восприимчивость к интеллектуальным ценностям, любовь к приобретению знаний, интерес к истории, вкус в искусстве, уважение к культуре прошлого, навыки воспитанного человека, ответственность в решении нравственных вопросов и богатство и точность своего языка — разговорного и письменного — вот это и будет интеллигентность» [22. С. 480]. При этом, по словам Моисея Кагана, «речь идёт не только и даже не столько об особой потребности в искусстве, о высоком уровне художественного вкуса, сколько о широте, даже универсальности действия эстетических критериев как регуляторов деятельности, поведения, общения» [16. С. 309].