Брайан Грин - До конца времен. Сознание, материя и поиски смысла в меняющейся Вселенной

Поскольку шансы на то, что мы обитаем именно в такой области или что мы находимся по отношению к такой области достаточно близко, чтобы при необходимости туда бежать, близки к нулю, — когда-нибудь, когда наш собственный конец будет уже виден, мы, возможно, соберем все, что узнали, открыли и создали и упакуем в капсулу, которую запустим куда-нибудь в надежде, что она когда-нибудь достигнет одного из более удачливых миров. Если нашему роду не суждено длиться до бесконечности, возможно, мы сумеем передать суть наших достижений тем, кому повезло больше. Возможно, нам удастся оставить свой след в вечности, хотя бы косвенно. Гаррига и Виленкин изучают один из вариантов этого сценария и, с учетом достижений философа Дэвида Дойча, делают вывод, что этот план безнадежен. Среди бесконечного числа вселенных и громадности временных промежутков случайные квантовые флуктуации произведут намного больше фальшивых капсул, чем наши потомки смогут изготовить настоящих; это гарантирует, что любой реальный отпечаток нашей цивилизации — того, кто мы есть и чего мы достигли, — затеряется в квантовом шуме.

Жизнь и разум здесь, в нашей Вселенной — в том, что мы долгое время считали единственной Вселенной, — скорее всего, подойдет к концу. Возможно, утешительно знать, что где-то на огромных просторах бесконечного пространства далеко за пределами нашего мира жизнь и разум могут уцелеть и даже существовать бесконечно. Тем не менее несмотря на то, что мы можем осмысливать вечность и стремиться к вечности, прикоснуться к вечности мы, судя по всему, не в состоянии.

Гид в Национальном парке Пиланесберг — колоритный тип с закинутой за спину винтовкой — старался лишний раз убедиться в том, что те, кто пойдет с ним пешком, отреагируют правильно, если слон, бегемот или лев вдруг окажутся слишком близко к маршруту группы, чтобы чувствовать себя комфортно. «Вы. стойте, спокойно, — произнес он, подчеркивая каждое слово и медленно проходя перед группой. — Убегать от льва? Вам придется провести остаток жизни, пытаясь выиграть эту гонку». Он мягко рассмеялся, слушая, как мы все наперебой бормочем «да», «конечно», «точно». В этот момент я опустил глаза на рукав своей свободной рубашки. Я не думал тогда о точном биологическом определении того существа, что вцепилось мне в край рукава. Для меня это был тарантул. И он пробирался по рукаву вверх. Я запаниковал. Моя рука дернулась, сшибая стаканы со столика. Я вскочил со стула, и тарелки, уцелевшие после моих первых движений, полетели тоже. В общей суете тарантул — или кто там на самом деле был — отцепился от рубашки. К тому моменту, когда я смог взять себя в руки, это крохотное существо размером с мелкую монетку было уже на земле и медленно уползало прочь. «Ах, — сказал гид улыбаясь, когда все успокоилось, — Вселенная высказалась за нашего друга-физика. Вы поедете в джипе». И я поехал.

Вселенная тогда, конечно же, не высказалась за меня. Нападение (да и нападение ли?) было ненаправленным, момент времени выбран случайно. Будь я лицом незаинтересованным, я предложил бы обычный ответ, который уже упоминался: если бы ничего не произошло, никто не удивился бы, что подобного совпадения не случилось. Но, говоря по правде, на мгновение этот неловкий эпизод показался мне существенным. Меня и до этого беспокоила перспектива идти на сафари пешком, я даже подумывал отказаться, — и тут мне очень наглядно напомнили, что такой риск вряд ли полезен человеку, который, задумавшись, способен испугаться едва ли не до смерти из-за неожиданного «приветствия». Рационально я понимаю, что подобные разговоры — глупость несусветная. Вселенная не следит за тем, что я делаю и каким опасностям подвергаюсь. Тем не менее пока атавистические инстинкты, разбуженные нападением тарантула, постепенно отступали, рациональное мышление не спешило брать на себя полный контроль.

Человек смог уцелеть и победить не в последнюю очередь благодаря своей чувствительности ко всевозможным закономерностям. Мы всегда и во всем ищем связи. Мы обращаем внимание на совпадения. Мы замечаем повторения. Мы придаем значение всему этому. Но лишь некоторые из замеченных закономерностей проистекают из рационального анализа демонстрируемых черт реальности. Многие рождаются из эмоционального желания увидеть подобие порядка в хаосе повседневного опыта.

Я часто говорю так, будто математические уравнения обитают в окружающем нас мире, неустанно контролируя в нем все физические процессы, от кварков до космоса. Возможно, это действительно так. Возможно, когда-нибудь мы установим, что математика вшита в ткань реальности на фундаментальном уровне. Когда работаешь с уравнениями изо дня в день, представляется, что это на самом деле так. Однако я с большей уверенностью готов заявить, что природа подчиняется законам, что Вселенная состоит из ингредиентов, поведение которых определяется некими правилами; собственно, именно на этом утверждении основано путешествие, предпринятое нами в этой книге. Уравнения, лежащие в основе современной физики, представляют собой наши самые точные формулировки этих законов. При помощи многочисленных экспериментов и наблюдений мы установили, что эти уравнения дают чрезвычайно точное описание мира. Но у нас нет никакой гарантии, что они выражены посредством лексикона, изначально присущего природе. Хотя я считаю это маловероятным, но допускаю возможность, что в будущем, когда мы с гордостью покажем инопланетным гостям свои уравнения, они вежливо улыбнутся и скажут, что они тоже начинали с математики и лишь затем открыли настоящий язык реальности.