Сабина Хоссенфельдер - Уродливая Вселенная [Как поиски красоты заводят физиков в тупик]

«Так, – объясняет Вайнберг, – если бы вы имели фундаментальную теорию, предсказывающую множество отдельных больших взрывов с различными значениями темной энергии и истинным распределением вероятностей для космологической постоянной, которое было бы равномерным – не делающим различий между значениями, – вы могли бы сказать: что живые существа ожидали бы увидеть – есть в точности то, что они и видят».

Или, думаю я, вы могли бы сказать, что мультивселенная есть лишь математический инструмент. Как те внутренние пространства. Действительно ли они реальны – вопрос, который мы можем оставить философам.

Я некоторое время обдумываю эту мысль, но так и не понимаю, почему угадывание распределения вероятностей для параметра хоть чем-то лучше угадывания самого параметра. Не считая, конечно, того, что вы можете опубликовать первый результат угадывания, поскольку там замешаны хоть какие-то вычисления, тогда как второй уж очевидно ненаучный.

«Должен сказать, что мы разговариваем уже полчаса и у меня садится голос, – говорит Стивен Вайнберг, откашливаясь. – Думаю, я осветил едва ли не все, что хотел. Мы можем прерваться?»

В подобной ситуации благовоспитанность велит поблагодарить и удалиться.

Не могу сказать, что я фанат двенадцатитоновой музыки. Правда, я и не слишком-то много ее слушала. А вот кто может этим похвастаться – так это музыкальный критик Энтони Томмазини. В видео 2007 года для New York Times он рассказывает об «эмансипации диссонанса» в произведениях Арнольда Шёнберга, изобретателя двенадцатитоновой музыки 94. Эта новаторская разработка Шёнберга относится к 1920-м годам, и она пользовалась недолгой популярностью среди профессиональных музыкантов в 1970-х, но широко так и не прижилась.

«Шёнберг сильно расстроился бы, если бы вы думали о его музыке как о диссонантной в грубом, уничижительном, отрицательном смысле слова, – говорит Томмазини. – Он верил, что позволяет распуститься цветку полноценной жизни, богатства и сложности. <���…> Вот, например, фортепианная пьеса из опуса 19, она крайне диссонантна, но легка и прекрасна». Он играет несколько тактов, а затем приводит другой пример. «Можно гармонизировать [эту тему] в до-мажоре, – Томмазини с очевидным неудовольствием демонстрирует, как именно, – но это так скучно в сравнении с тем, что делает Шёнберг». Томмазини возвращается к додекафоническому оригиналу. «Ах», – вздыхает он и берет следующий диссонансный аккорд. Для меня это звучит так, словно по клавишам прогулялась кошка.

Вероятно, если бы я почаще слушала двенадцатитоновую музыку, то перестала бы воспринимать ее как какофонию и, совсем как Томмазини, начала бы размышлять о ней как о «легкой» и «эмансипированной». Привлекательность музыки, как показали Восс и Кларк, до некоторой степени универсальна, что нашло свое отражение в не зависящих от конкретного стиля закономерностях, которые Восс и Кларк открыли. Другие исследователи обнаружили, что привлекательность музыки отчасти связана еще и с тем, что мы приучились слушать в детстве – это влияет на наше восприятие консонансных и диссонансных аккордов 95. Однако мы также ценим новизну. И профессионалы, зарабатывающие себе на жизнь продажей новых идей, пользуются возможностью развеять скуку привычного.

И в науке наше восприятие красоты и простоты отчасти универсально, а до некоторой степени связано с тем, к чему мы привыкли за время обучения. И совсем как в музыке, то, что мы воспринимаем в науке как предсказуемое и в то же время неожиданное, зависит от близости нашего знакомства со средой. Мы повышаем свою толерантность к новизне в процессе работы.

Действительно: чем больше я читаю о мультивселенной, тем интереснее она для меня становится. Я четко вижу, что это удивительно простой и однако же чреватый серьезными последствиями сдвиг в нашем восприятии собственной значимости в мире (или отсутствия таковой). Может, Тегмарк прав – у меня попросту эмоциональная предубежденность против всего лишь логического вывода. Мультивселенная – это воистину эмансипированная математика, позволяющая распуститься цветку полноценной жизни, богатства и сложности.

Не помешает, если еще и лауреат Нобелевской премии поддержит ее своим авторитетом.

• Физики-теоретики используют простоту, естественность и элегантность в качестве критериев при разработке теорий.