Космос вновь подошел к порогу разрядки. Советский Союз представил Западу ряд гражданских проектов, в том числе совместную советско-американскую марсианскую миссию и финансируемую Советским Союзом Международную космическую станцию. К апрелю 1987 года, еще до гибели «Скифа», будущее, казалось, прояснилось настолько, что госсекретарь США и министр иностранных дел СССР сочли возможным подписать соглашение о шестнадцати совместных научно-космических проектах, в том числе о нескольких марсианских миссиях [496]. В начале декабря 1988-го, всего через несколько месяцев после ряда космических неудач, которыми закончились попытки представить СССР «надежным и по-прежнему инновационным партнером», Михаил Горбачев выступил на Генеральной Ассамблее ООН. Объявив о том, что его страна в одностороннем порядке сократит свою армию и вооружения, он снова обозначил советскую позицию: «деятельность в космическом пространстве должна полностью исключать возможность появления там оружия». Затем он предложил использовать советскую радиолокационную станцию как международную станцию слежения за космосом под контролем ООН [497]. Потенциальный космический конфликт мог стоить слишком много, а в случае его углубления – еще во много раз больше. Советский Союз больше не мог себе ничего такого позволить.
В своих увлекательных воспоминаниях «Становление советского ученого», изданных в 1994 году, Роальд Сагдеев, специалист по физике плазмы, с 1973 по 1988 год директор ИКИ (Института космических исследований Академии наук СССР), человек, о котором в предисловии к его книге Карл Саган говорит, что он «следовал политике гласности еще до Горбачева» и «помог не допустить ускорения гонки ядерных вооружений как в космосе, так и на Земле», подробно описывает деградацию советской науки о космосе. Рассказывая о «военно-промышленном айсберге» и о своем ощущении, что первоочередной национальной задачей оставалось «строительство гигантской военной машины», он пишет с более чем явным сарказмом: «В моей космической карьере, когда мне приходилось вести обширные дела с оборонной промышленностью, запуск в космос научных ракет обставлялся как проявление филантропии со стороны военных предприятий». Секретность и обман – «маленькая ложь ради благородной цели» – были обычным делом (нельзя сказать, что эту тактику изобрели в СССР); это продолжалось и в эру Горбачева. Сагдеев без обиняков называет руководителей космической программы своей страны «коррумпированными баронами советской космической мафии» и «людьми пещерного века». Уже к концу своих мемуаров он проводит различие между принципами науки и военно-промышленного комплекса:
Разница между сообществом занимающихся космосом ученых и сообществом космической промышленности основывается на том факте, что, тогда как промышленность инстинктивно предпочитает контракты, повторяющие уже существующие проекты и модели, ученым нужна новизна. Старые рутинные результаты не имеют никакой реальной научной ценности. Наша профессия по определению требует от нас искать нового. Различие между космической наукой и техникой является, в сущности, философским конфликтом между двумя образами жизни.
<���…> Люди, трудившиеся в сфере космической промышленности, выработали в себе особую способность выживать в среде, в которой все держалось в секрете. Теперь они боялись начать новую жизнь в условиях гласности [498].
Настал день, и Горбачев отправился в отставку; к власти в новой России пришел его противник Ельцин. Он и прежде требовал, чтобы все космические программы были свернуты в течение нескольких лет. Сначала надо решить главные вопросы. Экономика, и без того уже неустойчивая, получала все новые удары от агрессивной приватизации ресурсов и индустриальных мощностей. Добавьте к этой картине рост влияния олигархов и бандитов, мятежные республики, войны за нефтяные месторождения и нефтепроводы, падающие нефтяные цены и отток денег в швейцарские банки. Согласно данным Международного валютного фонда, в 1992 году ВНП России упал более чем на 14 %, а цены выросли более чем на 1700 %; в 1993 году ВНП снизился еще на 9 %. а годовая инфляция продолжала оставаться на уровне почти 900 %. И только в 1997 году российская экономика начала выходить из кризиса [499]. Между тем Российское космическое агентство (в партнерстве с американскими фирмами) начало распродавать время на своих прежде секретных первоклассных спутниках-шпионах. За несколько тысяч долларов можно было полетать на истребителе «МиГ-29». В 1993 году на аукционе «Сотбис» в Нью-Йорке распродавались двести артефактов, относящихся к советской и российской космическим программам, – от бортовых журналов и бывших в употреблении скафандров до шахмат на штырьках, предназначенных для игры в невесомости, и до восстановленной обгоревшей капсулы с космического корабля «Союз». Этот последний лот ушел за 1,7 миллиона долларов. Я присутствовал на этом аукционе. Нельзя сказать, чтобы это была гаражная распродажа. Победители в долгой холодной войне делили военную добычу. Одним из крупных покупателей был Росс Перо, антикоммунист, техасский миллиардер и независимый кандидат в президенты США на выборах 1992 года, который впоследствии передал свои приобретения в Национальный музей авиации и космонавтики в Вашингтоне [500].
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу