Александр Бабакин - Битва в ионосфере

К сожалению, приход Маркова на должность заместителя министра радиопромышленности СССР вызвал перетруску кадров специалистов, которые вели работы по тематике ПРО. Он убрал очень талантливого ученого и конструктора Григория Васильевича Кисунько. Пришлось ему в 45-м СНИИ Минобороны специально создать должность, выделить маленький кабинет для работы по подготовке кадров. Именно Марков убрал очень талантливого конструктора РАС дальнего обнаружения Александра Николаевича Мусатова. Его радар в то время был самым перспективным для ПРО. По проекту строился всего за три года. Имел высокие тактико-технические характеристики. Состоял из блоков контейнерного типа, в которых еще на заводе монтировалась вся аппаратура. Но Мусатов выступил против действий Маркова и тот его убрал. Марков бесспорно хороший организатор. Но то, что он сотворил с многими талантливыми конструкторами, научными кадрами не делает ему чести. Потери оказались невосполнимыми. В том числе НИИДАР потерял личности. На их место пришли, может быть более послушные, но не такие яркие личности. Ушли люди, которые прекрасно знали свое дело, были буквально влюблены в него и боролись за свое детище отнюдь не за награды.

Я скажу откровенно, если бы Александр Александрович Кузьминский остался главным конструктором ЗГРЛС, то о радаре под Комсомольском-на-Амуре говорили бы совсем по-другому и мы и американцы. Если бы Мусатов продолжал работать над своими станциями, то не надо было бы строить по 10 лет «пирамиды Хеопса» в виде огромных надгоризонтных РАС СПРН. Мы вполне могли создать еще в середине 80-х годов отличные мобильные радары с достаточно дешевыми, компактными антенными системами. Но мы, благодаря в том числе и Маркову, пошли иным путем. Наши надгоризонтные РАС дальнего обнаружения строились примерно по 10 лет. Каждая из них обходилась бюджету где-то под миллиард рублей. Их обслуживали примерно по полторы тысячи человек, из которых 700–800 офицеры. В США же строили РАС дальнего обнаружения, как раз по блочному принципу всего за 2–3 года. Тратили на каждую по 300–400 миллионов долларов. Обслуживали их до 400 человек. Американцы буквально в разы делали свою систему предупреждения о ракетном нападении дешевле, чем в Советском Союзе. Вот такая невеселая арифметика.

На всех уровнях именно Марков провозглашал, что объекты ЗГРЛС следует как можно быстрее передавать войскам. Там, мол, в ходе боевой эксплуатации выявятся все слабые места радаров, а потом промышленность будет их совершенствовать. Так зачастую и происходило. Но нам военным от этого было не легче. Нести боевое дежурство на несовершенных станциях, да еще устранять огрехи промышленности, это я вам скажу очень большой труд. Например, на одной из ЭВМ по техническому описанию время безотказной работы блоков до ремонта было всего 76 часов. Военные инженеры смогли этот показатель довести до 600 часов. У конструкторов от удивления глаза на лоб полезли, как такое возможно. Для войск это была надежная школа подготовки кадров. Ту же ЗГРЛС под Комсомольском-на-Амуре мы приняли в опытную эксплуатацию. Для ее совершенствования получали информацию из первых рук с Чернобыльского узла. Вместе с представителями НИИДАРа внедряли все новшества. На практике изучали, как радар будет вести себя на разных режимах работы, как будет обнаруживать цели.

Статья Григория Васильевича Кисунько в «Советской России» откровенно говоря, показывала широкой общественности государства неверную систему приема в эксплуатацию войсками такого сложного вооружения, как ЗГРЛС. Например, когда завершались конструкторские испытания, начинались совместные испытания промышленности и военных. Но их уже проводили только боевые расчеты из войск. Выявлялись все недоработки. Составлялся объемный план первоочередных работ по их устранению. На эти работы, как правило, уходило около года. В течение этого года военные специалисты эксплуатировали ЗГРЛС и контролировали проведение доработок. И только после того, как все работы были завершены и военные инженеры убеждались в том, что они принесли положительные результаты, принималось соответствующее Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР о постановке РЛС на боевое дежурство.

Но все же дамокловым мечом в системе заказов вооружения для Советской Армии был монополизм производителей. Я постоянно с ним боролся. Резко ставил вопросы перед руководством Войск ПВО страны. Меня в этом поддерживали главкомы Батицкий, Колдунов. Нам удавалось с середины 70-х годов согласованные тактико-технические требования для разработки выдавать двум-трем разным фирмам. Например, по системе ПРО мы, по существу, имели три проекта. Два отклонили. Из-за этого Кисунько был страшно обижен. И только один проект советской системы ПРО с существенными поправками, изменениями, дополнениями приняли к реализации. Американцы давно идут по такому пути создания вооружений. Они по каждой разработке на конкурсной основе выдавали заказ нескольким ведущим фирмам. Потом выбирали то, что наиболее надежно и эффективно. У них основными критериями являются сроки создания и стоимость вооружения. В наших же условиях монополизма Минрадиопрома такого добиться порой было невозможно. Поэтому советская радиолокационная техника ПРО, СПРН была гораздо дороже американской. В условиях перехода к рынку, безусловно, все это скажется на возможности разрабатывать радиолокационное вооружение такого класса. Если раньше эти разработки финансировались из госбюджета и бюджетов министерств, то в рынке все это по идее должно оплачиваться только из бюджета Минобороны. В этих условиях для того, чтобы исключить бесполезные траты средств и создавать наиболее эффективные вооружения, чрезвычайно важно определить стратегические направления. Какие уже созданные боевые системы необходимо дорабатывать, а какие еще только создавать. При этом особенно важно ужесточить требования к создаваемым системам вооружения. Вести разработку проектов только на конкурсной основе. Иметь как минимум 2–3 альтернативных проекта. Каждый проект должен быть подкреплен математическим моделированием и макетами отдельных наиболее сложных подсистем. Не позволять промышленности, как мы делали раньше, наиболее сложные блоки и устройства создавать через два-три года, то есть после того, когда вся аппаратура в целом уже изготовлена. Это был настоящий долгострой вооружения, которое с каждым просроченным годом безнадежно устаревало. Должно быть, одно неукоснительно выполняемое всеми правило — внедрять такие вооружения, которые смогут эффективно использоваться в течение 20 лет с учетом перспектив развития техники вероятного противника. К сожалению, в истории с ЗГРЛС пришлось сполна испытать все негативы, существовавшие при создании сложных боевых систем в Советском Союзе.