Андрей Линде - Многоликая Вселенная

Что касается будущего, то все мои попытки рассчитать будущее на больше, чем на несколько лет вперед, всегда были неудачными. Не буду давать примеры... Не знаю, в мои планы входит состариться и написать популярную книжку. И, наверное, эти две вещи произойдут примерно одновременно, хотя можно считать, что я уже близок к этим точкам... Но я не знаю в точности, когда это произойдет. Да, мне хотелось бы написать популярную книжку, мне хотелось бы это сделать. Каждый раз, когда я об этом думаю, я думаю: «Ну, может быть, мне последний год остался, когда я еще что-нибудь новое, может быть, выдумаю...» Начиная с 76-го года я знаю, что я больше ничего хорошего не придумаю. Я знаю про себя, что ничего хорошего не придумаю... Но в 81-м году, там, что-то придумал. В 82-м что-то придумал, в 83-м что-то придумал, в 86-м что-то придумал... Что-то всё еще продолжает иногда придумываться. Но начиная с какого-то времени дальше начнутся воспоминания. Вот тогда я напишу популярную книжку...

Вопрос. У меня есть одно предложение... Вот вы сказали про искривленное пространство — как его... представить популярно... Мне вдруг пришла хорошая в голову идея. Можно сказать, что человек сжимается — это почти то же самое, как когда человек идет на высокую гору, например на Эльбрус. Чем ближе к вершине тем идти всё круче, всё медленнее Получается такое наглядное объяснение... А теперь вопрос. Всегда, когда я слышу про инфляционную теорию, меня всегда сбивает с толку: как огромное расширение с таким огромным количеством порядков обходит утверждение о том, что ничего не может двигаться быстрее скорости света? Это меня всё время сбивает с толку. Можно, пожалуйста, этот моментик...

А. Д. Линде.Мне рассказывали, что, когда Шкловский умирал, как раз к нему пошел Розенталь, и Розенталь мне потом рассказывал, что Шкловский лежал и говорил: «Вот, всё понимаю...» — он был замечательный астрофизик, лучший астрофизик, — «...всё понимаю... но как же это у них в теории всё расширяется со скоростью больше скорости света?» Поэтому не надо стыдиться непонимания... Значит, ситуация вот какая. Есть два разных типа расширения. Первый: идет волна, сигнал. Этот сигнал не может идти со скоростью больше скорости света. Второй... Представьте себе, что у вас есть Вселенная — как резиновая мембрана, которая растягивается. Вобьем в нее два гвоздя. Вот это расширение — хаббловское, то что a с точкой, там, и так далее, — это увеличение расстояния между двумя гвоздями, увеличение расстояния между двумя галактиками. В общей теории относительности только и может описан быть этот эффект — растягивание этой мембраны. И на скорость, с которой удаляются друг от друга два гвоздя, нету ограничения. Сейчас в нашей Вселенной, уже после того, как вся инфляция кончилась, если мы посмотрим — посмотреть нельзя, но если мы ментально представим себе часть Вселенной, которая от нас находится на расстоянии больше, чем эти тринадцать с лишним миллиардов световых лет, — эти части мы не видим отчасти потому, что они от нас удаляются со скоростью больше, чем скорость света. Так что это не трюк, инфляционная космология, — это просто свойство космологии и общей теории относительности, свойство того, что мир является такой эластичной мембраной.

Вопрос. Представьте себе, что LHC... вот через год его запустят, и давайте мы такой сценарий посмотрим: вот открыли Хиггс и ничего больше. То есть ни суперсимметрии там нет, ни черных дыр маленьких, ничего, мы в пустыне оказались. И эта пустыня, она будет до планковских масштабов. Что делать и на что смотреть? Вот вы как космолог можете какой-нибудь такой «живительный» эксперимент предложить, который бы сразу показал, что надо делать?

А. Д. Линде.На этот вопрос имеется сразу несколько ответов, в зависимости от того, человек вы оптимистичный или пессимистичный. Пессимистичный человек скажет: я точно знаю, что произойдет, — я буду преподавать вдвое больше. Почему? Потому что тогда теоретическая физика станет областью математики, а мы знаем, что, по крайней мере в Стэнфорде, математики имеют двойную преподавательскую нагрузку. Потому что они занимаются как бы структурой мира в целом... Поэтому ничего нового... ну вот так...

С другой стороны, можно к этому относиться с оптимизмом. Например, 25 лет назад я совершенно не верил в то, что вот эти эксперименты будут возможны, что люди могут померить температуру на небе с точностью до 10 в минус пятой градуса. Сейчас послушать, что говорят астрономы — они говорят еще какие-то чудовищные вещи, что они могут сделать еще и еще, правда для этого надо им еще и еще больше денег... Но в общем, действительно, наверное, асимптотически мы приблизимся к такому состоянию, когда количество денег становится больше, чем бюджеты стран, и тогда развитие фундаментальной физики такого рода замедлится. Я помню, однако, что в 1972 году, когда я окончил физфак, Владимир Яковлевич Файнберг, который нам тогда преподавал теорию поля, нам сказал: «Ребята, не занимайтесь теоретической физикой, не идите в эту науку, потому что это безнадежно. Сейчас ускорители нам ничего нового не дадут, данных никаких новых не будет, и, в общем, занимайтесь чем-нибудь еще». Но поскольку мы все уже были рождены теоретическими физиками, мы не могли слушать, верить в это, и когда я пошел в аспирантуру — это был 1972 год, и в 1972 году — так мне повезло, что это было время, когда была открыта единая теория слабых и электромагнитных взаимодействий, — мир поменялся. Это развитие произошло сначала из-за развития теоретической физики. Не из-за развития экспериментов. Потом был сделан соответствующий эксперимент. Вот с экспериментом тяжело было. Про теоретическую физику — нельзя поставить нам предел, что всё, совершенно невозможно. Может быть, кто-то придумает что-то гораздо более умное, чем теория струн. Так что если иметь мир в душе, то можно еще надеяться.