Г. Гурев - Системы мира (от древних до Ньютона)

Землю. Отсюда вытекало, что бессмысленно думать, будто все на свете существует только ради земного человечества.

Итак, Бруно учил о бесконечности вселенной и множественности обитаемых миров, и этим учением он окончательно опроверг средневековое антропоцентрическое мировоззрение. Тогда это учение казалось безумно смелым и буквально ослепляло: даже такой выдающийся ученый, как коперниканец Кеплер, говорил, что он испытывал головокружение, читая сочинения Бруно…

22 мая 1592 г. Бруно был вероломно арестован и посажен в тюрьму инквизиции, где провел 8 мучительных лет. Почти во главе обвинения стоит учение о бесконечности вселенной и множественности миров, которое церковь не могла не считать величайшей ересью. Это обвинение Бруно пытался отвести при помощи такого аргумента: «По — моему, божественной премудрости и силе недостойно создание одного конечного мира, раз она может наряду с ним создать другой и еще бесконечное число других, и потому я утверждаю, что существует бессчетное число миров, подобных миру Земли; вместе с Пифагором я полагаю, что Земля есть светило и что ей подобны Луна, планеты и другие светила, число которых бесконечно, и что все эти тела суть миры». При этом Бруно неоднократно подчеркивал, что свое учение он излагает как философ, не высказываясь о том, чему ответит как христианин, в согласии с учением о «двойственной истине», позволяющей науке и вере существовать друг возле друга во всяких случаях.

Бруно один боролся против всесильной церкви. Когда он увидел невозможность избавиться от казни при помощи своих ухищрений, он сделал заявление, которое имело характер отречения, считая его пустой формальностью. Но инквизиционный трибунал ставил своей целью не простое его отречение, а овладение его сознанием: имелось в виду отдать его перо на службу всей той системе верований, которая была им опровергнута. На это Бруно не согласился, и всякие попытки опровергнуть его учение лишь укрепляли его преданность своим убеждениям, лишь возвращали его к защите своих взглядов.

Глубоко убежденный в своей правоте, Бруно считал, что «смерть в одном столетии делает мыслителя бессмертным для будущих веков». Он сознавал, что церкви не удастся задержать прогресс научно — философской мысли, что близится новое время, которое в конце концов справедливо оценит его идеи. В тюрьме он писал о себе: «Было во мне все‑таки то, в чем не откажут мне будущие века, и потомки скажут: страх смерти был чужд ему, силой характера он обладал большой и ставил выше всех наслаждений жизни борьбу за истину». Поэтому в самый решительный момент

«суда» Бруно твердо заявил своим мучителям, что «он не может и не хочет отречься, что ему не от чего отрекаться, и что он не понимает, от чего ему отрекаться».

Вскоре после этого Бруно вынужден был, стоя на коленях, выслушать приговор, гласивший, что Бруно лишается монашеского сана, подвергается отлучению и после этого предается в распоряжение власти с обычной просьбой: «наказать сколь возможно кротко и без пролития крови», т. е. сжечь его живым на костре. Выслушав приговор, Бруно гордо поднялся и, обратившись к судьям, произнес: «Пови- димому, вы с большим страхом выносите против меня приговор, чем я его выслушиваю». Ему дали последний срок для отречения, но его стойкость осталась непоколебимой, и он заявил: «Я умираю мучеником добровольно».

17 февраля 1600 г. из государственной тюрьмы в Риме Бруно, закованного в цепи, вели на костер. На него были одеты внешние знаки еретика (саван и пр.), а его язык был прищемлен, дабы воспрепятствовать ему произносить «хуления» против церкви. На глазах огромной толпы, собравшейся на зрелище, Бруно привязали к столбу; вокруг этого столба нагромоздили кучу дров, которые были зажжены. Бруно медленно сгорал заживо в полном сознании, но он умирал стойко: ни единый вздох не вырвался из его груди в течение ужасной муки.

То, что мы теперь считаем геройской смертью, являлось в глазах современников позорной казнью, недостойной чувства сострадания. «Таким образом, — самодовольно и насмешливо сообщает очевидец конца Бруно поп Шоппиус в письме к своему другу, — Бруно бесславно погиб в огне и может рассказывать в тех иных мирах, которые он так богохульно воображал себе, о том, как римляне обыкновенно обращаются с безбожниками вроде его». Когда костер угас, пепел, оставшийся от Бруно, был развеян по ветру, для того чтобы от еретика не осталось никаких следов; имя его было предано опале, сочинения его стали величайшей редкостью, надолго он был почти совершенно забыт. Только Кеплер ссылался на него и лишь Кампанелла однажды не открыто назвал его «известным ноланцем» (по месту рождения Бруно); Галилей старательно молчал о нем, чтобы не навлечь на себя еще больших подозрений.