Вик Тор - Как жить человеку на планете Земля?

Дуганов: Велимир Хлебников – певец жизни в ее мифологически-космологическом обличии.

Виктор: Вы выделяете у него, например, повесть «Записки с того света» и строки: «Я умер и засмеялся, – все остается по-прежнему, только во всех членах уравнения знак «да» заменился на знак «нет» и я смотрю на мир как бы против течения». (Кстати, похоже на рассказ «Сон смешного человека» у Ф. М. Достоевского). Также отмечаете и пьесу – «Ошибка смерти» (1915), которую, кстати сказать, сам Хлебников называл «Победой над смертью», подчеркивая ее полемическую соотнесенность с пьесой Ф. Сологуба «Торжество смерти». Важна для нас в этом плане и цитата Хлебникова (из письма Вяч. Иванову в 1909 году о возникновении сюжета пьесы «Маркиза Дэзес») о том, как из напряженнейшего переживания полноты бытия рождается осознание диалектики жизни и смерти: «Мы умираем, начиная с рождения… ощущение смерти следует признать не как конечное действие, а как явление, сопутствующее нашей жизни в течение всей жизни». В заключение хочу обратить особое внимание на анализ диалектики жизни и смерти, также имеющийся у Дуганова при исследовании драматических опытов Пушкина. Выделяется тот факт, что «маленькие трагедии» А.С. были задуманы им не как отдельные вещи, а как единое исследование того своеобразного явления, когда «наслаждения жизни» прямо оборачиваются своей противоположностью, – «стремлением балансировать на грани смерти». (Всего их было задумано десять, но написано только четыре). В «Скупом рыцаре», с такой точки зрения, речь идет о наслаждении богатством, в «Каменном госте» – любовью, в «Моцарте и Сальери» – искусством. Последовательное философское расширение темы можно видеть в «Пире во время чумы».

Дуганов: Жизнь заканчивается, оборачивается смертью, – это для нас естественно. Но когда предощущение смерти оказывается залогом восторга жизни, – как это может быть? Вот основной вопрос, который звучит у Пушкина, волнует его. И в свете этого вроде бы парадокса раскрывается единая тема «маленьких трагедий» А.С.: через «наслаждения жизнью» обретение знания того, что: «Все, все, что гибелью грозит,\ Для сердца смертного таит\ Неизъяснимы наслажденья – \ Бессмертья, может быть, залог!\ И счастлив тот, кто средь волненья\ Их обретать и ведать мог».\ («Моцарт и Сальери»)

Таким образом, ответ может быть таким: предощущение смерти оказывается залогом восторга жизни, как предощущения бессмертия. В отличие от других трагедий, речь здесь идет уже не об отдельных «наслаждениях», а о жизни вообще, о наслаждении «жизнью» в ее целом. Совершенно очевидно, что все описанные эти наслаждения никак не сводятся только к чувственным удовольствиям, к простейшему гедонизму; не сводятся они и к эпикурейской безмятежности и духовной автаркии. Напротив, истинные наслаждения только и возможны, по мнению, похоже, А.С., на самом острие непримиримых противоречий. И тем выше наслаждение, чем напряженней и трагичней противоречия, так что «наслаждения жизни» прямо оборачиваются своей противоположностью, стремлением балансировать на грани смерти.

Виктор: У В. Высоцкого это выражено фразой «постоять на краю», хотя при этом нельзя не вспомнить афоризм Ницше: «если ты долго смотришь в пропасть, – это значит, что пропасть смотрит в тебя». Как раз при этом может возникнуть и мотив самоубийства, что исследует, (и не приемлет), как отмечалось, А. Камю. Кстати, и у М. Цветаевой в беседах с С. Эфроном, добровольчество в белой армии определялось, как «добрая воля к смерти», – воля к смерти через переживание высокого нравственного чувства любви к Родине, через наслаждение этим чувством.

Дуганов: Вот и А. С. Пушкин поет: «Итак, – хвала тебе, Чума,\ Нам не страшна могилы тьма,\ Нас не смутит твое призванье.\ Бокалы пеним дружно мы,\ И девы-розы пьем дыханье, – \ Быть может… полное Чумы!»\ Таким предстает нам драматическое состояние мира в «маленьких трагедиях» Пушкина.

Виктор: Итак, высшее наслаждение жизни трактуется через анализ интенсивности ее переживания «на краю». Здесь, кстати, просматривается связь с проблематикой творчества, трактовкой качества гениальности творца.

Дуганов: И тут-то приходит на память Гераклит, впервые с такой силой и яркостью выразивший подобное парадоксальное и вроде бы «несовместимое» миропереживание: «Расходящееся – сходится и из различного образуется прекраснейшая гармония, и все возникает через вражду». Бытие, – самопротиворечиво и самотождественно в одно и то же время. Процесс жизни есть и процесс смерти. Процесс телесной смерти есть тоже процесс биологический. Распавшиеся элементы живого организма не умирают, а только переходят в новые соединения, переходят в новые состояния.