Андрей Столяров - Освобожденный Эдем.

Это, на наш взгляд, вполне допустимо. Преобразование христианской трансценденции из католической в протестантскую имело колоссальное значение для европейской цивилизации. Протестантизм вывел за скобки всю католическую обрядность — унифицированный за предыдущие полторы тысячи лет способ обращения человека к богу. Отныне церковь не стояла между богом и человеком, и любой верующий мог определять сам каким образом совмещать личную экзистенцию с мистической вертикалью. Это, в свою очередь, породило пространство личной свободы, которое начало стремительно разворачиваться по всем цивилизационным осям.

Прежде всего появилась свободная, рыночная экономика . Интересно, что ранее данного феномена в истории не было. Великие деспотии Востока и Юга — Древний Шумер, Древний Египет, Древний Вавилон, Древний Китай — будучи выражением коллективной (тоталитарной) психики, самым тираническим образом регламентировали не только хозяйственную, но и бытовую деятельность своих подданных. В этих ранних цивилизациях у человека в принципе не было ничего своего: и земля, которую он обрабатывал, и результаты его труда, и его дом, и он сам принадлежали государству в лице обожествленного деспота. Подлинный рынок в глубокой древности возникнуть не мог, потому что тогда государству пришлось бы торговать самому с собой. Несколько лучше ситуация складывалась в Древней Греции, которая впрочем большого влияния на экономику Ойкумены не оказывала, и в Древнем Риме, где, однако, государственное регулирование тоже покрывало собой большую часть экономических отношений. А Средневековье с его изощренной цеховой обрядностью опять довело экономику до крайности степени формализма. Фактически, большая часть усилий вкладывалась не в производство, а в исполнение множества нелепых предписаний и ограничений.

Собственно рынок как стихийная сила, регулирующая экономику, образовался лишь после распада Католического мира — в результате религиозных войн и духовного освобождения человека.

Наиболее благоприятные условия для такого развития сложились на Северо-Американском континенте. В отличие от Европы, где даже после образования мощного Протестантского мира, человек все равно был погружен в незыблемые координаты прошлого, которые форматировали, а в сущности ограничивали его жизнедеятельность, первые поселенцы на пустынных землях Нового света оказывались людьми «без корней», людьми, фактически, «без законов», людьми в новом мире, который даже еще не был назван. Здесь все нужно было начинать с чистой страницы: устанавливать правила, по которым придется существовать, создавать и организовывать власть, строить дома, молиться, растить детей. «Много места и много свободы… край сильных, не обремененных воспоминаниями молодых людей» 11.

Именно таким образом строилась и первоначальная американская экономика. Она исходила не из традиций, которые были порождены сомнительными трансцендентными смыслами, практически не переводимыми в сферу материальных благ, а из вещественной пользы, определяемой, прежде всего, земными потребностями человека. «Вырвавшись на свободу, колонизаторы не только заменили землю с корнями предков на пустынные и безымянные земли, но и поменяли… небо с сияющим Иисусом на холодный космос, который управляется прагматическим богом, приветствующим труд и здравый смысл» 11. Это была поистине «новая» экономика, и темпы роста ее ограничивались лишь темпом человеческой жизни. Отсутствие накладных, «духовных» и «социальных», расходов сделало ее одной из самых производительных экономик мира, а наличие громадных неосвоенных территорий позволило ей развиваться свободно, то есть наиболее естественным образом. Вероятно, ранее ни одна экономика мира не находилась в таких благоприятных условиях, и, вероятно, более никогда история не ставила подобный эксперимент, овеществивший экономическую свободу в форме прогресса. Как будто включился мощный мотор, сразу же увеличивший скорость развития всей Западной цивилизации.

Другим завоеванием индустриальной фазы стало национальное государство . Провозглашение принципа «каждой земле — свою веру», непосредственно вытекавшего из протестантского представления о религиозной свободе, привело сначала к суверенитету культур (в ту эпоху существовавших исключительно в религиозной форме), а затем — и к суверенитету территорий, на которых эти культуры господствуют. Национальное государство стало счетной единицей Нового времени. Из кипящей динамики Средневековья, где государственные образования возникали и распадались, фактически, по воле случая, человечество перешло в относительную статику индустриального мира, где субъектность государства, а не правителя была закреплена международными соглашениями.