Array Коллектив авторов - Гуманисты эпохи Возрождения о формировании личности (XIV–XVII вв.)

До сих пор в нашем разговоре речь шла о двух первых возрастах жизни, то есть о детстве и отрочестве, кои, следуя другому подразделению, можно было бы назвать периодом неведения.

Теперь наступает черед юности, когда душа получает представление о пороке и добродетели и по собственному усмотрению избирает в своей жизни путь того или другого. Однако поскольку чувства и помыслы людей с самого начала их земной жизни были во зло, как самолично объявил Господь Ною [205], нет человека, который не совершал бы ошибку, преследуя скорее удовольствия мира, нежели добродетели души. Почему и происходит, что мы, сбившись с пути, обнаруживаем себя погрязшими во грехах поодаль от благой жизни и не знаем, как выбраться, ибо попали туда, когда наша жизнь проходила период неведения. В этот период [206][необходимы] труд и необычайное старание смертных, а также изначальная устремленность к добру и благой жизни, коей не достигнуть без особой благодати Божьей или стяжания высшей добродетели, исходящий от Него. В этот период пусть отец внимательно наблюдает за жизнью сына, которому кажется, что теперь он сам [все] понимает и волен выбирать жить, как захочет. В этот период он начинает постигать свой ум и естество, которые ранее в нем пребывали непознанными, когда возраст, страх, наставник и родители налагали на них запрет. В этот период молодые люди начинают вкушать мирские удовольствия и, потакая желаниям, тянутся к ним. Отчего заслуживающие доверия авторы [207]предупреждают против общения совсем еще молодых юношей с более взрослыми, ибо хотя по милости Божьей тот или другой [из этих последних] может быть человеком честной и незапятнанной жизни, все же нежный юный возраст, легко податливый для всех влияний, нужно ограждать от злокозненности тех, кто старше годами; и во всех делах человеческих нужно избегать не только достойных порицания бесчестных поступков, но также и намеков на них. Более чем в любом другом возрасте, нужно убеждать молодых людей быть восприимчивыми к критическим замечаниям в их адрес, которые обычно они с трудом переносят и которые так необходимы в их возрасте.

Франко . Я не стал бы прерывать твою речь, если бы к тому меня не вынуждало одно обыкновение, принятое у большинства людей; слыша почти ото всех, что молодежь надо наказывать подзатыльниками и розгами, и твое особое мнение о том, что в добром руководстве надо обходиться без каких-либо наказаний, я не могу не поинтересоваться и не узнать у тебя, почему ты отказываешься от них, ибо убежден, что ты этот вопрос хорошо обдумал.

Аньоло . Если бы я вел речь о тех, кто предназначен не для высокой доблести, но для механических искусств и услужения, я бы, пожалуй, сказал, что время от времени их следовало бы сечь. Но я против того, чтобы отец или наставник, желающие и старающиеся сделать своих детей добрыми людьми, прибегали к побоям. Прежде всего, это не пойдет им во благо, ибо это вопреки природе и может привить их душам раболепство; а подчас в дальнейшем, уже повзрослев, они, если увидят в таком средстве несправедливость, будут от этого в меньшей степени испытывать чувство естественной привязанности. Далее, душе благорасположенной (bene disposto) вполне достаточно будет выговора, лишь бы радетельный отец вновь и вновь не давал ей возвращаться к тому, от чего он не без труда ее отвадил. Увещевания бывают разные, а именно: доводы, убедительные для юного возраста, примеры других, похвала в адрес благонравных людей, известных молодежи, и порицание людей порочных; одобрение, если молодой человек поступает хорошо, и предпочтение ему перед теми, с кем он общается; если же дурно – выговор и обращение к нему в последнюю очередь (sgridarlo et postporlo); награда теми вещами, которые он ценит. Если он совершает ошибку, то следует отдавать эти вещи другим, если упорствует в ошибке, то следует наказывать его скорее тем, что заставит его основательно поразмышлять, нежели тем, что вызовет тяжелые переживания; например, оставлять его запертым одного, не давать ему тех кушаний и предметов, коим он более всего радуется, забирать у него верхнюю одежду и тому подобное, что способно побудить к серьезному размышлению о содеянном. Побои причиняют недолгую боль и плохо сохраняются в памяти молодого человека, побуждая его думать, что ими полностью искупается совершенный им проступок, отчего, забывая оный, молодой человек легко идет на совершение другого, думая, что за это ему ничего иного, кроме битья, не будет. Подвергнутый же более длительному наказанию, молодой человек вынужден лучше поразмыслить о содеянном, приходя к убеждению, что остерегаться его следует не из страха перед болью от побоев, но ради того, чтобы избежать ошибки. И от этого душой он менее негодует против того, кто его наказывает, ибо видит, что его не колотят из злости, но, скорее, увещевают, дабы сделать благонравным. Часто можно наблюдать, сколь велико негодование, охватившее души молодых людей, если оно уже больше никогда не позволяет им следовать водительству того, кого с самого начала из-за побоев они возненавидели; оттого и бывает, что многие даровитые люди, чрезвычайно способные ко всякому учению, по причине жестокости наставников никогда больше не возвращались к нему. Посему надо быть весьма осмотрительным, дабы не вызвать неприязни к какой-либо благородной науке у того, кто собирается ее постигать, напоминая ему, что [даже] при наличии любви и усердия она приобретается долгим трудом. Эту тему очень легко можно было бы продолжить, но, полагаю, что я понят в достаточной мере.