Array Коллектив авторов - Гуманисты эпохи Возрождения о формировании личности (XIV–XVII вв.)

Мы, однако, отвергаем подобное, отрицаем и эти предзнаменования, и эту столь великую силу звезд, отдавая всю власть благому создателю звезд. И ни одного человеческого создания мы не лишаем возможности ступить на стезю доблести, счастья и славы.

Скорбь . Род очень низок.

Разум . Неужели ты предпочтешь назойливое высокомерие? Или ты чувствуешь, что тебе чего-то не хватает, если атрий [24], наполненный закопченными изображениями и разбитыми статуями, и фамильный склеп с множеством полуосыпавшихся надгробных надписей не служат твоему безумию, по причине которого ты мог бы спесиво болтать на площадях о тех, кого не знаешь?

Скорбь . Я рожден незнатным.

Разум . Некоторым казалось, что счастье не только родиться, но и жить незнатным. Или ты не читал у Цицерона в «Тускуланских беседах» стихотворение могущественного царя, который хвалит старца и говорит, что тот счастлив, так как незнаменит? И намеревается остаться незнатным до смертного часа.

Итальянский гуманизм эпохи Возрождения: Сб. текстов / Под ред. С. М. Стама. Саратов, 1984. Ч. 1. С. 122–127, 131–137.

Маттео Пальмиери(1406–1475) родился в семье флорентийских аптекарей, образование получил в школе Созомено да Пистойа и во Флорентийском университете, где слушал лекции известных гуманистов Карло Марсуппини и Амброджо Траверсари; в зрелые годы участвовал в философско-богословском кружке, возглавляемом византийцем Иоанном Аргиропулом. Пальмиери – заметная фигура в политической жизни своего города, он служил дипломатом, занимал различные гражданские должности, в их числе и такую высокую, как гонфалоньер справедливости.

По творчеству Пальмиери видно, как флорентийский гуманизм XV в. совершает переход от предпочтения моральной философии и идеалов гражданственности к увлечению тем направлением мысли, которое открывали творения Платона и его последователей. В 1439 г. Пальмиери пишет диалог «О гражданской жизни», а в 1464 г., подражая Данте, он слагает в терцинах поэму «Град жизни», философско-богословское содержание которой отразило возросший интерес к платонизму; заподозренная в ереси, она имела хождение только в списках. Пальмиери принадлежат также историко-политические сочинения: «История Флоренции» (с 1432 по 1474 г.), «О взятии Пизы» (1440-е годы), «Хроника» (от сотворения мира до 1449 г.), жизнеописания и надгробные речи, посвященные некоторым гуманистам – его современникам, официальные речи, произнесенные при вступлении на тот или иной пост.

Концепция человека, которой Пальмиери держится в ранних своих сочинениях, построена на идеалах гражданственности, служения общему благу, отечеству. Именно требованиями гражданской морали определяются в конечном счете цели воспитания, которое, в понимании гуманиста, является делом чрезвычайной важности, нуждающимся в специальном наставлении. Нельзя утверждать, будто Пальмиери совершенно отрешился от сословного подхода к проблемам воспитания. Но несомненно, что сам он – приверженец всестороннего развития человека и особенно подчеркивает важность формирования высоких нравственных качеств в нем. С этим связано предпочтение, отдаваемое среди других наук философии, прежде всего моральной, которая становится вершиной всей пирамиды образования. Важное место в этико-педагогической программе Пальмиери занимает мысль о необходимости всегда сообразовываться с возрастом, учитывать его возможности и ограничения и, что не менее важно, природные наклонности и устремления, проявляемые каждым человеком.

Кто… проявляет всяческое усердие и заботу в честных и достойных познания делах, из которых проистекает… частная или общественная польза, по заслугам достоин похвалы. Теряющие же время в занятиях искусствами, весьма темными, трудными и не имеющими отношения к науке жить добродетельно, достойны всеобщего позора, потому что приносит какую-то пользу не умение доказать человеку, человек ли он или баран и имеет рога, но доказательство того, что он рожден для добродетели, осуществление которой будет полезным делом и общим благом для многих…

В земной жизни существуют разнообразные и многочисленные вещи, созданные природой для того, чтобы доставлять удовольствие людям и быть ими очень любимыми. Но никакая другая любовь не влечет нас сильнее, чем любовь к родине и собственным детям. Понять это достаточно легко, ибо любое другое наше благо и любое другое приятное желание кончаются вместе с жизнью, [но] мы хотим и страстно желаем, чтобы родина и дети и после нашей смерти продолжали существовать и быть счастливейшими и преисполненными истинной славы. Я не мог бы объяснить в достаточной степени, откуда происходит такое, но признается без сомнения, что в наших душах есть словно бы врожденное желание будущей жизни; оно заставляет нас стремиться к нашей вечной славе, к счастливейшему положению нашей родины и постоянному благу тех, кто от нас родится…