Array Коллектив авторов - Гуманисты эпохи Возрождения о формировании личности (XIV–XVII вв.)

Он был низкого роста, худой, [с лицом] красноватого цвета и как бы загорелый; нижняя губа, несколько выступающая вперед, лицо не безобразное и исполненное серьезности, так что его можно счесть с первого взгляда философом; и он пользовался таким уважением у школяров, что если вдруг смотрел пристальнее обычного, каждого мучила совесть за какой-нибудь промах, он так смущал его своим взглядом, что в румянце стыда читал признание в проступке. Но в любом случае был он учителем милосердным и ревнивым хранителем репутации другого человека; никакую вещь он не порицал публично, которая не была публично совершена. Обратившись к несомненным виновникам, он обычно произносил стих Овидия «О, как лицо – вины предатель», которым тайно колол виновника, а в других вызывал отвращение к греху. Пылкая его натура особенно склоняла его к страсти и к гневу – эти два порока, рожденные вместе с ним, он благородно подавил в себе, так что не было в нем ничего лучше и изумительнее, чем целомудрие, никогда им не нарушаемое, как никогда не показывался он и недостойным образом разгневанным…

Еще голос у него был сладостный, ораторский, особенно любимый слушателями; поза и жесты достойные, аккуратные, приятные. Потому что с самого детства, бегая, прыгая, объезжая лошадей, – развлечения, до которых так жадны мальчики, – он первенствовал среди сверстников; и также играл почти каждый день в мяч; это трудное упражнение он считал подходящим для сохранения здоровья и как бы необходимым для того, чтобы придать стройность и изящество позе.

Мантуанцами правил тогда Джованни Франческо Гонзага, государь славный высоким духом и успехами; поскольку он был человеком мудрейшим, он очень беспокоился относительно воспитания своих детей и любой совет принимал с большой осмотрительностью. Наконец, узнав о жизни и нравах Витторино от одного венецианского патриция, с которым у него в те времена были дружеские отношения, он сильно возжелал Витторино и с помощью патриция пригласил его на должность воспитателя своих детей [512], не условливаясь о вознаграждении.

Приглашенный с этой целью Витторино, достаточно свободный в словах, заявил, что он восхищается умом государя, тем, что человеку безвестному и новому, мало даже известному жизнью и нравами, он доверил столь значительную обязанность, в особенности не договариваясь о жалованье – повода для вымогательства со стороны многих, которые, занимаясь торговлей, продаются каждому. Спросив затем относительно его успехов, поскольку слышал, что он был в расцвете сил, славился богатством и властью, сказал: «Сколь трудно править добродетельно при такой вольности!»

Во всяком случае, уверившись в высокой честности и скромности этого государя, он обещал ему свой труд с условием оставить государя, если бы нашел его чуждым своим собственным нравам. Прибыв в Мантую, он, как свидетельствует молва, сказал государю так: «Хотя, о государь, я очень давно решил избегать роскоши и царственных дворов, на мой взгляд, слишком тщеславных и сладострастных, при которых ни я не мог бы переносить изнеженность, ни они мои привычки, однако, надеясь на сходство наших нравов, услышав о тебе много очень хороших вещей, я принимаю приглашение, но на условии: если ты потребуешь от меня вещей, достойных нас обоих, я их сделаю охотно и останусь с тобой, но только до тех пор, пока похвальны твои привычки и твоя добродетель».

Школяры толпами стекались к нему не только из всех областей Италии, но даже из Греции, Франции и Германии, поскольку молва об этом человеке распространилась в самых дальних странах. Хотя уже и раньше он был достаточно известен, его начали считать самым выдающимся и значительным из всех и ставили гораздо выше обычного человека; и многие с необычайным изумлением почитали его за божественный ум, заслуживающий бессмертия. Поэтому он был окружен всеми высшими почетом и уважением не только за свою образованность, но и за чистоту своей жизни и нравов.

Никого он не отталкивает от себя, всем оказывает поддержку. Отовсюду собирает книги, устраивает их чтение. С бедными и богатыми обращается равным образом и первых содержит на деньги, которые получает от вторых. Если он когда-либо предполагал, что на покупку каких-то продуктов питания не хватает средств, он прибегал к щедрости государя, так как прежде всего он желал вещей необходимых для достоинства личности. В некоторых случаях он обращался к богатым горожанам, побуждая их семьи во славу их принять участие в этом деле. Хотя часто он возвращался от них с пустыми руками, были несмотря на это и некоторые заработки для дела столь благочестивого; и абсолютно все, что ему дарили или что сам он вырывал у жадных (за ними он специально охотился), или что часто получал взаймы, он использовал с неслыханной щедростью, чтобы поддержать нуждающихся учеников.