Array Коллектив авторов - Гуманисты эпохи Возрождения о формировании личности (XIV–XVII вв.)

Кроме того, даже если допустить, что из-за этих трудов убывает что-то из телесного здоровья, этот ущерб, на мой взгляд, прекрасно возмещается прибылью для ума. Ведь дух от умеренных трудов становится сильнее. А если здесь есть какая-то опасность для здоровья, то ее благодаря нашей заботе можно избежать. Для юного возраста надо пригласить такого учителя, который привлекает лаской, а не такого, кто устрашает жестокостью. С другой стороны, в этот период жизни существуют вещи, которые детям познать приятно и которые как бы родственны детским умам, изучать их детям – скорее игра, чем труд. Впрочем, даже и не столь слаб детский возраст, который более способен переносить труды по той причине, что лишен осознания того, что это труд. Поэтому если ты поразмыслишь над тем, до какой степени тот не человек, кто лишен образования, сколь быстротекуща людская жизнь, сколь склонна к дурному юность, сколь занят делами зрелый возраст, сколь бесплодна старость, к тому же выпадающая на долю столь немногим, то ты не позволишь, чтобы у твоего ребенка, в коем ты сам как бы возродишься, ускользнула невозделанной какая-либо часть жизни, в которой можно приобрести нечто значительное, дающее на всю [дальнейшую] жизнь большое благо либо удерживающее от зла.

После долгого бесплодия твоей жены, внушавшего отчаяние, ты, как я слышу, сделался отцом и притом отцом мальчика, в ком видны замечательные природные свойства, то есть всецело свойства его родителей, и если только можно что-то предсказать на основании таких отличительных черт и признаков, он, видимо, обещает быть человеком совершенной добродетели. И поэтому ты намерен позаботиться о том, чтобы мальчика, так много обещающего, как только он станет немного старше, наставить в добрых науках и обучить достойнейшим дисциплинам, воспитать и снабдить полезнейшими предписаниями философии: без сомнения, ты желаешь быть настоящим отцом [276]и желаешь, чтобы он [этот ребенок] стал поистине твоим сыном, чтобы воспроизводил тебя не только лицом и фигурой, очертаниями тела, но также был похож на тебя и дарованиями ума. Право же, я от души радуюсь необыкновенному счастью друга и равно весьма одобряю твое благоразумное намерение.

Одно только я бы посоветовал тебе, хотя и дерзко, но по-дружески, – не допустить, следуя мнению или примеру толпы, чтобы первые годы твоего мальчика прошли без всякой пользы для воспитания и чтобы только тогда ты направил его к изучению основ наук, когда уже и возраст будет менее податлив и характер более склонен к порокам и, возможно, захвачен уже терниями очень цепких пороков. Ты поищи-ка уже теперь мужа, наделенного неиспорченными и обходительными нравами, а также приметного отнюдь не обычной ученостью, которому ты передашь своего мальчишечку под опеку как наставнику юной души, чтобы с его помощью он впитывал нектар знаний вместе с самим молоком, и равным образом заботу о сынке раздели поровну между кормилицей и наставником, чтобы та укрепляла тельце наилучшей влагой, этот питал душу целительными и благородными дисциплинами.

Действительно, не подобает, на мой взгляд, тебе, мужу, наиученейшему из всех, а равно благоразумнейшему, слушать тех пустых женщин или даже мужчин, во всем похожих на тех женщин, за исключением бороды, которые считают с каким-то жестоким милосердием и преступным благоволением, что детей вплоть до самого их возмужания надо держать возле их мамочки с ее поцелуями, ласками кормилиц, развлечениями и глупостями достаточно бесстыдных служанок и слуг, а также полагают, что их надо как от яда оберегать от наук, утверждая, что дети раннего возраста слишком неразвиты, чтобы быть способными к обучению, и слишком слабы, чтобы быть пригодными к трудным занятиям. Наконец, слишком незначителен успех в том возрасте, дабы ради него нести расходы или мучить слабых детей.

Пока я опровергаю каждое из этих положений, прошу тебя послушать меня немного с душевным вниманием, считая (и это есть правда), что, во-первых, это написано человеком, любящим тебя сильнее, чем кто-либо другой, затем написано о такой вещи, которая касается тебя более, чем любая иная. Ибо что дороже сына, особенно единственного, в которого мы желали бы перелить даже жизнь свою, если было бы можно, а не только состояние. Кто не видит поэтому, что извращенно и превратно поступают те, кто чрезмерно заботится об обработке полей, строительстве зданий, разведении лошадей (и они используют [при этом] советы людей благоразумных и весьма сведущих в практических делах), а воспитанию и формированию детей, ради которых и приуготовляют все прочее, настолько не придают значения, что ни свою душу сами не вопрошают, ни мнения рассудительных людей выведать не стараются, но так, словно речь идет о забавных вещах, выслушивают пустых женщин и каких угодно жалких людишек из плебеев. Что является не менее глупым, чем если бы кто-то, сильно беспокоясь о башмаке, пренебрег самой ногой, или с величайшим усердием заботясь о том, чтобы не было какой-нибудь погрешности в одежде, проявил бы беспечность к здоровью самого тела [277]. Не буду здесь задерживать тебя, муж наилучший, общими рассуждениями о том, насколько сила природы, насколько любовь, насколько божественный закон, насколько человеческие установления требуют, чтобы родители имели обязанности перед детьми, перед теми, благодаря которым мы, насколько это возможно, избегаем смерти и становимся бессмертными. Однако некоторым кажется, что они превосходно исполнили родительскую обязанность, если только родили детей, в то время как это наименьшая доля любви, какую требует звание отца. Действительно, чтобы быть истинным отцом, ты должен заботиться о сыне, и первая и главная забота заключается в той обязанности, которой человек отличается от животных и более всего уподобляется божеству. Какое беспокойство проявляет множество матерей, чтобы ребенок не оказался косоглазым или слегка косящим, с обвисшими щеками, кривошеим, сутулым, с разными голенями, с кривыми ногами, с несоразмерными пропорциями всего тела! Для их устранения, кроме прочих вещей, обычно используют также свивальники и головные повязки, которыми подбирают вверх щеки. В то же время обращают внимание на молоко, пищу, купание, движение [278], благодаря чему, как учат во многих книгах медики (а именно Гален [279]), приобретается благополучное телесное здоровье детей; и не откладывают это усердие до семи или десяти лет, но призывают к этой заботе, едва приняв ребенка из тайников материнского лона. И правильно делают, поскольку именно пренебрежение детским возрастом часто приводит людей к болезненной и несчастной старости, если случается все же дожить до нее. И еще даже ребенок не появился на свет, а материнская забота – на страже: беременные не едят какую угодно пищу, остерегаются неосторожного телесного движения, а если что-то случайно попадает в лицо, они сразу же, отторгнув его рукой, прикладывают к потаенной части тела. Опыт показывает, что это целительное средство применялось для того, чтобы скрыть в потаенной части тела ту уродливость, которая [иначе] появится на видимой части [280].