Сергей Переслегин - Опасная бритва Оккама

Стравинский и Шостакович не писали для сытых, упростившихся до позиции силы новых буржуа и их прагматичных деток. Они писали о людях, которые бьются за свой когнитивный проект, путаясь в сетях наведенных идеи, о верующих атеистах, дерзнувших строить царство Божие на Земле на одном только вдохновении и чувстве локтя. Страна подросток. Россия и сегодня осталась такой, только те, кто помнит свое детство, не дадут соврать — подросток это творчество, мечта, жестокость и произвол. Качнулся маятник.

Куда бежать от себя? В отрицание? Если человек в тринадцать неполных лет любил яростно и страстно, то что же, с высоты своих пятидесяти — презирать себя за неадекватность избранницы? Так же и с историей. В ней был Сталин и сталинские репрессии, в это же время были Шостакович, Кабалевский, Хачатурян, Свиридов и Прокофьев, Гроссман, Ахматова и Пастернак, звучала музыка и рождались стихи. Уродливую форму, которую отлил Сталин, люди заполнили энергиями иных миров, и Грааль взорвался. Стенки сосуда не выдержали.

Проект «обновленного Союза» был разрушен на стадии инженерного осмысления — наверное, он не мог не быть разрушен при столь высоком оперативном напряжении и столь различных векторах развития, — но того что удалось собрать и вновь пустить в дело при утилизации проекта, хватило, чтобы создать феномен шестидесятых.

Если, вместо того чтобы искать виноватых, прослеживать с любовью линии судеб, то выяснится, что в это самое послевоенное тоталитарное время Бог запросто гулял среди людей — иначе, откуда столько музыки, стихов и восхитительной романтической прозы? От подростка с его вечным другом Зигмундом Фрейдом таких талантов не дождешься. То ли Всевышний был как–то лоялен к коммунизму, то ли «меж оплывших свечей и вечерних молитв» бродил какой–то еще неведомый духовный пастырь, но в 1953 году, а точнее, начиная с 1948 года, создавался пласт культуры перехода от страстей по коллективному труду к гимну индивидуальной свободы

Паровоз взорвался: умер диктатор Сталин в один день с композитором Прокофьевым, — вагоны, набрав прежде невиданную скорость, по инерции ехали в грядущую «революцию сознания» шестидесятых, время физиков и лириков, космической гонки и расцвета полузапрещенной литературы, «где колеблется розовый, немигающий утренний свет».

Роман И. Ефремова «Час Быка» вышел, но был изъят. Его, как водится, доставали и читали. Там было написано про то, что у нас в России случилось. Кому–то было выгодно закрыть простую цивилизационную истину: «Лучше быть беднее, но подготовить общество с большей заботой о будущем». Кто, интересно, за ее прикрытие был даже готов рассекретить западные паттерны потребления? В восьмидесятые поезд коммунизма встал на прикол и далее был втихую сдан в металлолом.

В 2002‑м на молодежном семинаре по геополитической стратегии России юная леди с музыкальным образованием сказала, что, если эпоха не создала своей музыки, значит, никакой эпохи и не было.

Сколько времени нам будут еще светить римейки? Хотя? Что музыке — взорвавшийся когда–то политический тягач?

«Битлз» ознаменовали революцию сознания в Америке, Американский университет мастеров (АУМ) в 60‑е годы создал теорию постличиночной, свободной, стадии развития человечества. Российские барды 60‑х лирично оплакали недостаток проектности у русской интеллигенции. Вновь объединенная Германия породила в конце 90-имперские ритмы «Rammstein». Осколки российского разбились об ожидания перемен. Масс–культура, заполнившая сегодняшние стадионы, с трудом причисляется к музыке. По крайней мере — к божественной.

У нас в России во время концерта в филармонии не закусывают, а в Австралии — приносят одеяла, расстилают на свежем воздухе в парке, кушают и слушают классическую музыку. Потребление… Чья это мать? Не знаете?

Подходящий к концу год был богат на яркие события, может быть, даже слишком богат. У каждого найдется своя шкала, чтобы оценить эти события по их значимости Наверное, многие поставят на первое место начало новой «холодной войны» между Россией и Западом. Это действительно очень важно, но, на мой взгляд, не так уж ново: «холодная война» вернулась в самом начале 2000‑х, когда Россия прекратила бесконечное отступление на международной арене и начала вспоминать то, чего не забывала никогда, — положение великой державы и вытекающие из него привилегии и обязательства.