Федор Степун: Сочинения

В 1961 г. Георгий Адамович так оценил итоги русской эмиграции: «У нас, в эмиграции, талантов, конечно, не больше. Но у нас осталась неприкос­новенной личная творческая ответственность — животворящее условие вся­кого духовного созидания, — у нас осталось право выбора, сомнения и искания» [10] Адамович Г. Вклад русской эмиграции в мировую культуру // Адамович Г. Одиночество и свобода. М., 19%. С. 146. .

Они сохранили для русской мысли то, без чего немыслимо духовное творчество, — идею свободы. В уже цитированной передовой статье из «Но­вого града» Федотов замечал, что, если хоть некоторые из пишущихся ими страниц дойдут до России и помогут хоть кому-нибудь, они будут считать себя сторицей вознагражденными за свой труд. Страницы дошли. Но чтобы они могли помочь, их надо прочитать и усвоить преподанный нам урок ду­ховного мужества и верности свободе личности, а стало быть, и делу фило­софии.

В программной статье (предисловие к первому номеру «Логоса», со­вместно с С.Гессеном) Степун писал, что философии необходимо предоста­вить «полную свободу саморазвития и самоопределения, ибо философия — нежнейший цветок научного духа, и она особенно нуждается в бескорыст­ности ее задач» [11] От редакции // Логос. 1910. № 1. С. 6. , только тогда она разовьет в себе и культуре освобождаю­щие силы. Утверждение философии как надыдеологической, в том числе и надконфессиональной, сферы деятельности было безусловной заслугой ос­тавшихся философами и в эмиграции Бердяева, Франка, Степуна, Федотова (никто не упрекает, скажем, ставшего из философа богословом С.Булгакова, но это уже другая судьба и другая проблема).

Современники-соизгнанники писали, что, конечно же, Степун — «убеж­денный христианин; он принадлежит к православной Церкви, но правосла­вие является для него одной из форм вселенского христианства. С некото­рым приближением можно сказать, что православие является для него — "вероисповеданием**, а не "Церковью". А Церковь — шире вероисповедания. В этом смысле он остается верным заветам Вл.Соловьева, который всегда боролся против провинциализма "грекороссийства" и в своем искании все­ленского христианства предвосхитил современные движения экумениз­ма» [12] Зандер Л. О Ф.А.Степуне и о некоторых его книгах // Мосты. 1963. № 10. С. 324. .

Не менее существенно, что они сохранили сам стиль российского фило­софствования, хотя и попытались в чем-то изменить традиционно-рос­сийский принцип подхода к действительности. Стиль русской философии виден в ее общественном бытовании — в том, что по самой своей сути она была частью российской литературы. Не случайны близость Чаадаева и Пушкина, не случайно, что В.Соловьев писал стихи, а самыми крупными мыслителями России мы по-прежнему называем Толстого и Достоевского. Принцип — дело иное. Когда Степун говорил о необходимости немецкой школы для русских философов, как когда-то школы античной философии для западно-европейских мыслителей, он вовсе не имел в виду, что русская мысль должна утратить свою самобытность. Речь шла о внесении рацио, ко­торый, по Степуну, вырывает мысль из хаоса жизни, чтобы противостоять хаосу России, — не более того: «Основные принципы русской философии никогда не выковывались на медленном огне теоретической работы мысли, а извлекались в большинстве случаев уже вполне готовыми из темных недр внутренних переживаний» [13] От редакции // Логос. 1910. № 1. С. 2. .

Нынешние отечественные любомудры, претендующие на понимание фи­лософии как строгой науки, говорят о «нефилософичности русской филосо­фии», упрекая при этом именно Степуна, что он не дал отечественному лю­бомудрию того, что вроде бы мог дать, — оригинальной философской систе­мы, наподобие западно-европейской. В этом упреке, однако, проясняется его философский масштаб: «Ф. А. Степун <...> мог бы стать "русским Витгенш­тейном" или "Хайдеггером", но стал лишь "немецким Степановым". <...> Школы он там не создал, последователей не взрастил» [14] Чубаров И.М. Зачалось и быть могло, но стать не возмогло (предисловие к Логос. 1991. № 1. С. 96. . Но школы не создали ни Бердяев, ни Франк, ни Шестов, ни Федотов, ни даже самый академичный Лосский. Стиль российского философствования как раз предполагает, с одной стороны, общение, с другой — экзистенциальное соло. «В противоположность немецкой философии 19-го века, русская мысль представляет собою не цикл замкнутых систем, а цепь вот уже целое столетие не прерывающихся разговоров, причем разговоров в сущности на одну и ту же тему» [15] Степун Ф. Мысли о России (Национально-религиозные основы большевизма: пейзаж, крестьянство, философия, интеллигенция) // Современные записки (Париж). 1927. Кн. 32. С. 297. . И в этой цепи он остался не «немецким Степановым», а «русским Степуном».