Лейла Хугаева - Теория психической энергии вместо Социологии и Психологии. Тождество народного и научного суверенитета

«Еще в „Науке логики“ Гегель определил свободу как познание и реализацию необходимости, продемонстрировав на этом примере тождество противоположностей. В социальном плане противоположность свободы – рабство; злые языки уверяли, что для Гегеля между ними нет разницы: тиранию деспотической прусской монархии он выдает за реализацию принципа свободы»

В итоге, как критическая философия Канта, так и диалектическая логика Гегеля уничтожили понятие о духе, как разумной человеческой энергии, сила которой в познании объективных законов природы.

3. ДВЕ СУБСТАНЦИИ ДЕКАРТА И ОСНОВНОЙ ИНСТИНКТ

МАТЕРИАЛИСТОВ

Деление вселенной на контрольную энергию разума (Дух) и все прочие детерминированные энергии природы (материя) почти в точности соответствует картезианскому определению двух субстанций: мыслящей и протяженной.

«Однако сразу после этого я отметил следующее: пока я произвольно считал все вокруг ложным, неизбежно получалось, что сам я, мысливший таким образом, являюсь чем-то. И, увидев, что это истина, – я мыслю, а значит, я существую, – столь тверда и несомненна, что никакие даже самые хитроумные, предположения скептиков не в состоянии ее пошатнуть, я рассудил, что могу без колебаний принять ее в качестве первого основания искомой философии. Отсюда я заключил, что являюсь субстанцией, вся сущность или природа которой заключена в мышлении, так что для существования ей не требуется никакого места и она вообще не зависит ни от какой материальной вещи, а следовательно, мое „я“, то есть мыслящая душа, которая и делает меня тем, чем я являюсь, совершенно отлична от тела; более того, ее легче познать, чем тело и даже если бы этого последнего не существовало, душа все равно продолжала бы оставаться всем тем, что она собой представляет»

Из этого мы заключаем, что то, что Декарт называл независимым существованием разума и тела в человеке, на самом деле есть два вида природной энергии: психическая энергия (дух, разум) и биологическая энергия (материя, тело). Это не значит, что психическая энергия лишена материи, и Декарт признавал, что чувства и воображение являются модусами его мыслящей субстанции. Но Декарт не относил чувства к материи, так как они не были протяженными, нам же со времен открытий силовых полей физики известно, что не вся материя является протяженной. Чувства, а именно любознательность и совесть составляют то самое силовое поле контрольной энергии разума, которое является его материей. Отличие разумной энергии от других энергий природы состоит не в ее нематериальности, а в ее способности к познанию и контролю законов природы, в том числе познанию и контролю законов своей собственной энергии (психической).

Даже с этими поправками теория психической энергии производит картезианский переворот в современной социальной науке, привыкшей трактовать человека как «разумное животное», обобщая вслед за Дарвином человека и животное в «единое царство» биологии. С дарвиновской точки зрения разум трактуется как слуга на службе потребностей биологии, как дополнительный орган, помогающий удовлетворять голод, пищевой и половой.

С картезианской точки зрения целью разума является истина сама по себе, в то время как целью животного является удовлетворение биологических потребностей. Соответственно, «человек – это ум, которому служат органы» согласно выражению другого француза. Как можно видеть, понимание человека в корне меняется, так что теперь не разум состоит на службе у тела, а напротив, тело обслуживает нужды разума в поисках истины. Сам Декарт, хотя и жил задолго до Дарвина, хорошо был знаком с философией «разумного животного» и энергично ей возражал:

«Разница между человеком и животным выясняется, как мы видим теми же двумя способами. Примечательно, что не существует человека настолько пустоголового и тупого, включая и сумасшедших, чтобы связав различные слова, передать речью мысль, доступную понимания собеседника; и наоборот нет никакого другого животного, включая лучших в своем виде и рожденных в самых счастливых условиях, способных сделать хоть что-то похожее. И виновато здесь не строение органов, потому что сороки и попугаи могут, как известно, произносить слова нашего языка, но не могут говорить как мы, то есть обнаруживать в словах свои мысли. Тогда как люди глухонемые от рождения, хотя органами речи способны пользоваться не лучше животных, изобретают обыкновенно знаки, посредством которых могут объясниться с теми, кто найдет время, оставаясь в их обществе, изучить их язык. Это доказывает не просто, что у животных разума меньше чем у людей, но что животные вовсе лишены разума. Ведь известно как мало ума требуется, чтобы научиться говорить»