Таким образом, согласно И. Берлину, существовала определенная традиция, ведущая начало от Платона, которая предполагала возможность единственного и окончательного решения всех социальных проблем. Именно этот «великий миф», как называет его Берлин, подвергся атаке к концу XVIII века со стороны представителей романтизма, волюнтаризма, различных разновидностей иррационализма.
К традиции европейского рационализма, связанной с поиском единственно истинных ответов на важнейшие вопросы и обосновании на этом совершенного общества, Берлин относит и марксистскую философию. Он указывает, что марксизм предполагал построение совершенного коммунистического общества, в котором будет достигнуто единство целей и не будет оснований для противоречий и конфликтов. «Марксизм зиждется на положении, что все человеческие проблемы разрешимы…», – пишет Берлин [17, с. 370]. На этом основании он относит марксистскую концепцию к ценностному монизму. Берлин также считает, что Маркс воспринимал реальность в духе классической европейской философии как единую рациональную систему, в терминах единой, всеохватной системы законов [17, с. 369–370].
И. Берлин полагает, что монизм в отношении ценностей сопряжен с нетерпимостью к людям, которые придерживаются иных ценностей, – нетерпимостью, которая может перерасти в фанатизм. В основе подобной нетерпимости лежит убеждение человека в том, что он обладает истиной, а все, кто придерживается иных взглядов, заблуждаются, и следовательно, их нужно наставить на путь истинный, применяя для этого все средства, во имя их собственного блага. В этом смысле монизм, считает Берлин, является корнем любого экстремизма, религиозного и светского.
Монизм в области ценностей, как подчеркивает Берлин, может использоваться и для оправдания антидемократизма и авторитаризма – оправдывая притязания тех или иных людей на управление обществом и миром в целом, поскольку тот, кто знает истину, должен, по-видимому, управлять теми, кто ее не знает. «Тем, кто знает ответы на некоторые из этих великих вопросов человечества, должны подчиняться, поскольку они одни знают, как должно быть устроено общество, как должны жить люди, как должны развиваться цивилизации. Всегда были мыслители, считавшие, что мир будет спасен, если всем будут управлять ученые, или люди, сведущие в науке. Нельзя найти лучшего оправдания или даже основания для неограниченного деспотизма части элиты, которая лишает большинство его неотъемлемых прав» [18, c. 58]. Притязания на управление миром могут высказываться и от лица определенных наций, идеологи которых полагают, что они могут просветить людей относительно правильных форм жизни. Поэтому монизм, подчеркивает Берлин, способен смыкаться с национализмом: «…я знаю как привести в порядок мир, а ты должен с этим согласиться, так как ты не знаешь; ты подчиняешься мне, потому что моя нация лучше всех, а твоя намного ниже моей и должна предоставить себя в качестве материала, моя нация единственная имеет право создавать лучший из возможных миров…» [18, c. 58].
А плюрализм ценностей И. Берлин связывает с терпимостью людей к тем, кто разделяет иные ценности, с уважением к другим системам ценностей. Он считает, что общество с множеством различных мнений, члены которого терпимы друг к другу, лучше общества, в котором каждому навязывается одно и то же мнение. И такое общество, в котором допускаются различные мнения и в котором нет нетерпимости, является, согласно Берлину, истинно либеральным обществом. Он пишет: «Если плюрализм – обоснованная точка зрения, а возможность уважения между системами ценностей, не обязательно враждебных друг другу, существует, тогда восторжествует терпимость и либеральные идеалы…» [18, c. 57].
Как пришел Берлин к убеждению в необходимости плюрализма ценностей? Разумеется, к этому его привело и наблюдение за современной ему социальной действительностью, за теми событиями, свидетелем которых он был, и его познания в области истории человечества. История и современность свидетельствовали ему о том, к каким результатам могут приводить идеологическая нетерпимость, стремление унифицировать общество и человечество на основе одной системы ценностей, закрыть и запретить иные, отличающиеся системы ценностей.
Но в этом понимании возможности и допустимости различных ценностей у него были и предшественники, которые оказали на него влияние и которых он сам называет. А именно, он говорит, что на него повлияли Вико и Гердер, а также его размышления об истоках движения романтизма. «Мой политический плюрализм является следствием чтения Вико и Гердера и понимания корней романтизма, который в своей ложной исторической форме далеко отошел от человеческой терпимости» [18, c. 57].
Читать дальше